Семь легенд мира

Вэрри обреченно глянул вверх, без особой надежды на поддержку жалуясь на злую судьбу небесам, усердно прячущимся от таких вот страдальцев за кроной дуба и многослойным покровом облаков. Каждого выслушивать – ушей не хватит. Зато Лой’ти, случайно названный однажды «мелким бесом», оказался куда ближе и охотно внял немой мольбе. В один прыжок оказался на шее Стояра, коротко уколол его, метнулся к удивленно вздрогнувшему Всемилу. Минуту спустя братья спали. Айри благодарно погладил нос упчоча, заползшего в куртку, которая куда теплее и уютнее дупла. Он знал: последние несколько минут до сна выпадают из сознания, если так хочет малыш. И шутка Миры теперь останется без последствий. Пока, по крайней мере. Но почему ее так интересовали его отношения с невестой Мика? Неужели Захра и Деяна решили присмотреть ему партию, дабы «половчее заякорить», как выразился однажды кормчий? А с его министра станется…

Он с содроганием представил себе, что будет, если так и есть. Ведь заякорил же он с помощью того же министра саму Деяну, снавь, и к тому же с достаточно сложным характером.

Мало ему, не особенно юному уже дракону, собственных глупостей, наделанных в первые годы в долинах! Впрочем, тогда он тяготел к более южным местам. И, спасибо забывчивости людской, похождения Айтэша уже не пересказывают. Разве что байки остались. Кого воровал, куда пробирался, чем откупался от стражи… Тогда он был чересчур наивен и еще не умел читать в душах людей. Да и не старался. И всех женщин считал едва ли не дракониями, чьи желания и капризы необходимо исполнять, которые вправе решать и за себя, и за него.

Лишь много позже понял, что для одних сам был игрушкой, а другими играл, не особенно заботясь о дальнейшем. Женщины всегда смотрели на него с интересом, оценивая непонятным ему образом – интуицией – состоятельность, силу, надежность. И строя самые удивительные планы. Вполне успешные, он тогда был щедр и сговорчив. Лишь со временем распознал, как мало общего у людей и драконов в их отношении к семье. Как невозможно по-настоящему любить существо, чье сознание закрыто и чуждо, а время жизни ничтожно. Цветение красоты вообще мимолетно. Что потом? Душа не успевает вырасти, да и разум остается неизбежно убогим и примитивным. Нет, люди должны искать счастья с подобными себе.

Сейчас его мысли целиком занимало другое.

Укутав князей запасным плащом, Вэрри лег возле ствола с подветренной стороны и задремал, как умеют лишь драконы, и то – немногие. Он продолжал думать, осознавал мир, приглядывал за окружающим лагерь лесом и одновременно отдыхал. В этом состоянии душа легка и мысли сами сплетаются в правильные и логичные узоры. Утром надо лишь сохранить слепок и заново его рассмотреть.

Изучение затянулось на несколько дней.

Он щурился, приглядывался к Мире, задавал ей во время общих трапез странные и довольно неожиданные вопросы, подолгу отрешенно молчал, удивляя спутников рассеянностью. Впрочем, время позволяло: лагерь стоял на месте, дождь лил без передышки, Яромил беспробудно спал. Прочие радовались свободе – мылись, стирали и сушили одежду, строили навес от дождя, промочившего наконец крону во многих местах, заново глядели на мир, с которым успели проститься в подземельях Блозя, перешучивались, пробовали удить рыбу, ходили на охоту, усердно отъедались, безропотно пили настои и отвары Арифы, виновато вздыхая, лечились у Миратэйи, бледнеющей и не способной толком ходить после таких занятий. Актам снисходительно уступил сыну право ухаживать за рыжей Белкой, оставив за собой общество Лой’ти и его финики.

Мира, разобравшись со взрослыми пленниками, возилась с простуженной девочкой, выходить которую оказалось неожиданно трудно.

Сам Вэрри нашел во вьюке иглы, жилы, ремешки и взялся за подзабытое кожевенное дело. Три дня он сидел в сторонке, кроил, сшивал, растряхивал, невнятно посвистывая напару с Лой’ти, которому временами подпевал и Тирр. Оба усердно гоняли любопытных. Мех упчочей светлел с каждым днем, наливаясь сиянием снежного серебра. Лишь маска на мордочке сохранила теплый медовый тон, да в хвосте угадывался намеченный тонкими редкими штрихами узор золота. Такие изменения требовали постоянного ухода. И малыши усердно вычесывали и перебирали свой драгоценный мех, избавляя его от более короткого линяющего летнего пуха. Укладывали волосок к волоску, любовались хвостами, усевшись столбиком и соединив лапки.

И снова срывались с гневным свистом на подкравшегося к занятому делом другу любопытного, гнали его победно до края поляны и возвращались мокрые и сердитые, чтобы очередной раз взяться за восстановление нарушенного совершенства меха.

– Миратэйя, иди сюда, – важно позвал Вэрри на закате четвертого тихого и бедного на события дня. – Примерка.