Семь легенд мира

Они пришли сами. Некто – вожди, правители, князья, – прислали своих людей, и не просто так. С посольством, дарами или в обучение. Хотя спустившемуся на землю божеству можно отдать лучших воинов и по его требованию, дабы спасти прочих. Судя по деревне за скалами, гнев свой и силу боги уже проявили, наказав непокорных. Насилие – более простое и эффективное средство контроля, чем разумная договоренность и доброта, особенно для толпы. Ему ли не знать! Скольких он лечил и спасал, а помнят и уважают лишь наказание. Кэбира помнят, о нем слагают песни и легенды. Его восхваляют: ужасного, непобедимого, жестокого, вызывающего трепет – и восторг. Когда-то он не мог простить людям того, как легко они воспевают зло, возводят на пьедестал коварство и уважают кровожадную мстительность. Теперь успокоился. Слабым надо уметь прощать их слабость. А для дружбы выбирать сильных. Не мышцами, а духом. Вряд ли маленькая Миратэйя, Риэл или Джами станут поклоняться местным жестоким божкам. Даже безумие поддавшегося зову одаренного длилось не более нескольких часов. И, находясь в его власти, Ками не взял в руки меча, отведя непокорную руку и подсунув ей вместо оружия камень, куда более безопасный. А потом и вовсе выбросил меч и ножи, явно борясь с одолевающей его чужой волей.

Но здесь собрались пустоглазые. Готовые поклоняться грубой силе, обработанные давно и полностью. Хотели контролировать долину глазами своих марионеток? И сделали их зрение бесполезным. Смешно, хоть и сквозь слезы! В наползающих сумерках Тоэль решительно вздохнул, поднялся, одернул куртку и нагло пошел к котлам.

Пусть все смотрят. Он – айри.

Пусть ползают и поклоняются, очень кстати. Высших не спрашивают, почему они оказались тут и что собираются делать.

«Уго-йхо», – послушно вздохнули люди. Склонились, усердно приникли к вытоптанной земле, потянулись дрожащими руками к одежде, чтобы прикоснуться к его могуществу хоть кончиками пальцев. Благодарно закивали, скаля больные десны, у многих – беззубые. Торопливо наклонили котлы для удобства «уго-йхо» и принялись торопливо помешивать варево, куда он решительно высыпал сонные травки и вылил вытяжки, не напрягая память и мозг расчетом дозировки. Как ее считать, не зная режима питания, размера порции и числа людей в лагере? Хуже горцам не станет, они уже и без того на грани гибели, и многие перешли черту, за которой обратная дорога в жизнь слишком длинна для идущего.

Тоэль уверенно развернулся и зашагал прочь, в серую влажную тьму речной поймы. Ему не препятствовали и не смели идти следом. За божками не подглядывают.

Пушистый крысеныш еще дышал. Тоэль подобрал его, укутал в куртку и заспешил к Ками, опознавая сознание снави довольно близко. Говорящий явно решил устроиться не на облюбованном ранее дальнем холме, а у ближней группы деревьев, правильно оценив убыль людей в лагере. Ками всплеснул руками, увидев раненного, и кивнул – можно вылечить. Не заметят, расход сил очень небольшой. Пока он работал, Тоэль коротко изложил свои наблюдения.

– С дозировкой ты явно перестарался, им не очнуться и завтра к обеду после такого, а при полном истощении, боюсь, кое-кто вообще не выйдет из сна. Заснут самое большее через полчаса от приема пищи, – недовольно сообщил Ками, почесывая нос счастливого малыша, свистящего что-то приветственное и ободряющее: пусть хозяин не расстраивается! – Но это пока не худшая из проблем. Что дальше?

– Темно уже. Можешь нахально занимать крайний шатер. Этот Крыс очень хорош в охране, учись его слушать. Я попробую посетить родню. Не хочу еще раз получить по голове к полуночи, знаешь ли. И за наших женщин переживаю.

– Будь осторожен. Их пьяное сознание подначивает на глупости. Да, учти, я решительно против того, чтобы такую милую мордочку звали Крысом! Лой’ти – «пушистый малыш». Хорошее имя?

– Хорошее. Я буду осторожен, и ты – тоже. Сам не вполне трезв, раз на имя Крыса обижаешься. Жди. Если до полуночи…

– Не переживай. Лой меня укусит, и я буду колодой лежать полчаса. Он, к слову, ядовит. Вернее, способен парализовать жертву, так что будь повежливее с его именем.

– Оба вы ядовиты, – ворчливо отмахнулся Тоэль, критически изучая куртку, перепачканную кровью Крыса. – Пойду.

Он вернулся в лагерь уже глухой ночью, безлунной и хмурой, как и положено поздней осенью. Люди спали. Кое-кто нервно и неглубоко дремал после обхода, а прочие уже приняли свою порцию вечерней еды и успокоились на сутки.

Матовый «гриб» жилья айри приближался и рос. После визита в лагерь он казался больше похожим на вздувшийся нарыв, требующий скорейшего вскрытия.