Важное место в философски ориентированном творчестве Кифера занимает мистицизм, в частности каббала и алхимия. Художник испытал значительное влияние трудов психолога Карла Густава Юнга, который видел функцию искусства в духовном обновлении человека через его воссоединение с «архетипами». По Юнгу, бессознательное полнится символами, а сновидения отражают не только индивидуальное бессознательное, как утверждал Фрейд, но и «коллективное бессознательное» – общий кладезь архаических переживаний, выражением которых как раз и являются архетипы, универсальные символы, спонтанно «всплывающие» в умозрении людей. Юнг проводил параллели между сновидениями, психотическими фантазиями и мифологическими преданиями, утверждая, что мифы – истории, которые общество рассказывает себе, – могут послужить ключом к пониманию устройства человеческого разума. Протонаучные выкладки и загадочные символы каббалы, алхимии и других эзотерических практик несли в себе, по его мнению, архетипическую мудрость и важные указания на пути духовного преображения человека. Кроме того, Юнг считал, что христианство неправомерно ограничило роль зла в человеческой жизни, отказавшись признавать, что у Бога есть темная сторона, с которой нужно столкнуться, чтобы достичь истинного духовного пробуждения.
Учение Юнга получило дальнейшее развитие в антропологии и истории религии XX века. Труды представителей этих дисциплин, посвященные эволюции человеческих обществ и прослеживающие развитие культуры через регулярное повторение ряда извечных тем, также служат для Кифера источниками вдохновения. Так, Мирча Элиаде описывает фундаментальное для человечества разделение опыта на священное и мирское – две существенно различающиеся категории. «Проявляя священное, – пишет он, – объект превращается в нечто иное, не переставая при этом быть самим собой, то есть продолжая оставаться объектом окружающего космического пространства»[61]. Все человеческие культуры предполагают, согласно Элиаде, наличие трех космических уровней – земли, неба и преисподней, а также axis mundi (оси или центра мира), символами которого могут служить полюс, столб, дерево, лестница, гора или высокая пирамида, связующая все три космических уровня воедино. Этому архетипу отдано центральное место в Осирисе и Исиде Кифера. По-видимому, сюжетом картины является взаимодействие земного и небесного, призванное разрешить противоречия между ними. Таким образом, Кифер использует искусство как терапевтическую практику, направленную на личное и социальное исцеление.
Скептический ключ
По мере перехода от конкретно-исторической к обобщенно-мифологической тематике творчество Кифера становится всё более уязвимым для упреков в некритическом следовании безосновательным допущениям. Многие его картины не имеют никакой реальной основы в современной действительности.
Вновь и вновь возвращаясь к теме катастрофы, Кифер в некотором смысле нейтрализовал ее ранящую и потенциально подрывную силу. Она стала привычной и приемлемой. Да и самому Киферу, несмотря на его постоянную озабоченность историческими травмами, присуще вполне уравновешенное мировоззрение, в котором религиозные, мистические и эзотерические традиции мирно сосуществуют с обрывками мифов разных культур под управлением искусного художника-мага.
Столь же привычным и предсказуемым кажется сегодня «большой стиль» Кифера. Его картинам свойственна та же гигантомания, что и академическим полотнам XIX века, в которых официальные живописцы прославляли молодые национальные государства. Сегодня аналогичное прославление осуществляется через инверсию старых ценностей, так что всё антигероическое – трагическое, униженное, подавленное, безобразное, деформированное – работает на утверждение статус-кво. Хотя Осирис и Исида и другие работы Кифера изобилуют историческими отсылками, служащими зерном для мельницы интеллекта, они настораживают некоторых комментаторов возвращением запутанной широковещательной риторики, с которой многие десятилетия боролись модернисты. Кажущаяся доступной, живопись Кифера становится чем дальше, тем более двусмысленной и трудночитаемой.
Рыночный ключ