В то время для зрителей был привычным другой фигуративный стиль, в котором субъективный взгляд художника напрямую транслировался через искажения, цветовые преувеличения и неистовую манеру письма (как у Фрэнсиса Бэкона см. ранее). На американской художественной сцене царил абстрактный экспрессионизм – искусство, полностью отвергавшее предметность, при этом претендуя на воплощение глубокого духовного содержания. Уорхол же сделал ставку на воспроизведение знакомых людям образов современной массовой культуры с помощью печатного процесса, который жестко ограничивал возможности «личного вмешательства» художника, а значит, и его экспрессивную вовлеченность в свое искусство.
Однако сегодня в Большом электрическом стуле очевиден мощный эмоциональный заряд. Мы уже привыкли к экспрессивному потенциалу искусства, которое заимствует образы массовой культуры, пользуется промышленными технологиями и нейтральным, лишенным экспрессии стилем. Сдержанная, неброская драма, заложенная к картине Уорхола, точно отражает момент, когда насильственная смерть становится частью политики и тем самым обнажает удручающий разрыв между воображаемым царством социальной гармонии и внезапным, травматичным вторжением разрушения и смерти.
С точки зрения опыта, предлагаемого искусством, смерть – очень сильная тема, пусть и не освобождающая художника от риска банального, штампованного высказывания. Большой электрический стул этого риска избежал. Уорхолу удалось создать драматический контраст между полнотой и пустотой, уйдя от само собой разумеющейся очевидности путем минимизации визуальности. Наши глаза прикованы к одинокому стулу, который, кажется, рискует раствориться в грязи красно-фиолетового фона. Жуть стула усиливается из-за отсутствия деталей, напрямую связанного с примитивной техникой печати: изображение кажется погруженным в муть или полумрак. В картине царят неясность, двусмысленность – качества, обычно ассоциируемые с воспоминаниями и фантазиями. Усиливает напряжение и контраст между жутким сюжетом и изящным цветом фона, на котором напечатана фотография.
Несмотря на отсутствие человеческих фигур и ухудшенное крупноформатной печатью качество документального фотографического источника, при взгляде на Большой электрический стул мы ощущаем присутствие человека и понимаем, что его ожидает. Стул в данном случае является замещающим образом тела того, кто на него сядет или уже сидел, – того, кто уже мертв или умрет в самое ближайшее время. Психологи доказали, что одним из самых мощных визуальных аналогов смерти является ощущение нехватки чего-то, однако передать это ощущение не так-то просто, ведь отсутствие – не то же самое, что пустота.
Рыночный ключ
Оригинальная версия Большого электрического стула была подарена парижскому Центру Жоржа Помпиду в 1976 году фондом Менилов в память о Джоне де Мениле, крупном покровителе искусства и коллекционере, основавшем этот фонд вместе с женой. В то время Уорхол был очень скудно представлен во французских музейных собраниях.
В 2014 году горчично-желтый Малый электрический стул (1965), который, как явствует из названия, меньше обсуждаемой нами работы, был продан за 10,469 миллиона долларов с торгов аукциона Christie’s в Нью-Йорке. Три года спустя один из подписных оттисков ограниченного тиража того же сюжета на бумаге ушел за 6875 фунтов с торгов Sotheby’s в Лондоне.
Серебристая автокатастрофа (Двойная авария) (1963) из серии Смерть и катастрофы держит рекорд аукционной цены на произведение Уорхола после того, как в 2013 году она была продана за 105,445 миллиона долларов на нью-йоркских торгах Sotheby’s. Хотя этот лот оценивался в 60 с лишним миллионов долларов, после трехстороннего конкурса эта начальная цена легко превысила предыдущий рекорд, составлявший 71,7 миллиона долларов.
Относительная легкость подделки работ Уорхола и большое число созданных им реплик своих произведений потребовали в 1995 году создания Комиссии по аутентификации работ художника. Однако отказы этой комиссии подтвердить подлинность некоторых работ, казалось бы не вызывавших вопросов, привели к судебным процессам и ее роспуску в 2012 году.
Скептический ключ