Семь камней радуги

Вскоре на пути перестали попадаться деревни, по обеим сторонам дороги потянулись бесконечные поля. Через несколько часов езды Макс обеспокоенно спросил:

– Где же мы ночевать-то будем?

– В поле, - ответила Виктория.

Макс поежился, вспоминая рассказ трактирщика, после которого спать в открытом поле не улыбалось. Что-то такое крутилось у него в голове, что-то давно прочитанное или виденное в передаче о сверхъестественных явлениях.

– Чупакабра! - наконец воскликнул он.

– Я бы сказал, обыкновенный упырь, - проговорил Гольдштейн.

Перспектива встречи с упырем Макса тоже не вдохновила, и он беспокойно вглядывался вперед, надеясь разглядеть на горизонте хоть какие-нибудь признаки жилья.

Солнце уже клонилось к горизонту, когда Роки высунул голову из мешка, принюхался и объявил:

– Пахнет дымом и хлебом!

– Значит, рядом деревня, - обрадовалась Виктория.

Пустив коней в галоп, путники поспешили вперед. Вскоре они уже въехали в большое селение, жители которого встретили их с настороженным любопытством. Вокруг собралась целая толпа сельчан. Никто ничего не спрашивал, люди молчали и как будто чего-то ждали. Макс обратил внимание на их одинаковую одежду. Женщины все как одна были наряжены в длинные черные платья с глухой застежкой, подвязанные белыми фартуками. На головах красовались белые же крахмальные чепцы, полностью закрывающие волосы. Мужчины, несмотря на жаркую погоду, щеголяли в черных костюмах и шляпах с обвислыми полями. Их лица покрывали густые бороды.

Из толпы вышел пожилой человек с суровым взглядом пронзительных глаз, и спросил:

– Кто вы и откуда, и что ищете в нашей общине?

Макс спешился и ответил:

– Мы путешественники из Торгового города, просим у вас приюта на ночь.

– С Богом ли в душе вы пришли? - непонятно поинтересовался пожилой.

– Мы пришли с добром, - уклончиво сказал Макс.

– Меня зовут Иеремия, я старейшина общины.

Макс назвал себя и представил остальных.

– Что ж, добрые господа, - сказал Иеремия, - Добро пожаловать в нашу общину. Моя жена накормит вас ужином, а переночевать вы можете в доме для холостяков. Женщин разместят на другой половине, если, разумеется, среди вас нет супружеских пар.

Он окинул неодобрительным взглядом Милану в обтягивающих бриджах для верховой езды и Викторию в охотничьем костюме, и продолжил:

– У нас не принято, чтобы женщины ходили в мужской одежде, это смущает умы молодежи и сеет разврат в неокрепших душах. Пусть добрые девицы переоденутся в платья моих дочерей.

Милана скорчила недовольную гримаску и уже было открыла рот, чтобы высказать все, что она думает по поводу местных нарядов, но вовремя осеклась под предупреждающим взглядом Виктории и послушно пошла с ней куда-то в сопровождении молодой женщины. Действительно, жители общины посматривали на девушек осуждающе.

Иеремия проводил путников к своему дому, который находился в центре селения. Коней расседлали и привязали к коновязи возле дома. Сын старейшины принес им воды и овса. Несчастного Роки пришлось оставить во дворе, так как старейшина пояснил, что собака считается здесь нечистым животным. Макс с Гольдштейном вошли внутрь. Обстановка здесь была непритязательная: посреди комнаты стоял грубо сколоченный стол, по обеим сторонам которого тянулись длинные скамьи. Около большой печи в углу суетились женщины, раскладывая что-то по тарелкам. Старейшина сделал приглашающий жест, и Макс с Гольдштейном сели за стол. Вскоре к ним присоединились четверо молодых мужчин, видимо, сыновья хозяина. Женщины, закончив накрывать ужин, присели напротив них. Иеремия сел во главе стола на единственный здесь стул. Из боковой комнаты вышли еще две девушки, в которых Макс не сразу узнал Милану и Викторию. Он еле сумел сдержать рвущийся наружу смех. Если Милана со своим бледным личиком и сухощавой фигуркой смотрелась в пуританском наряде вполне органично, как будто она действительно родилась и прожила здесь всю жизнь, то Виктория выглядела дико и нелепо. Белый чепец подчеркивал экзотическую внешность девушки больше, чем любой самый откровенный наряд. Картину дополняло постное выражение на лице Виктории. Видимо, она сама находила ситуацию смешной, но изо всех сил старалась проявить уважение к местным обычаям. Милана же еле сдерживала обиду и злость. Она плюхнулась на скамью и застыла, стреляя по сторонам сердитым взглядом. Виктория, сохраняя на лице самое смиренное выражение, скромно присела рядом.

Макс, вдоволь налюбовавшись на девушек, оглядел стол. Как и все здесь, пища была скромной: на тарелках лежал вареный картофель и тушеные бараньи ребра. Посреди стола стояли два кувшина - с молоком и с водой - и большое блюдо с серым хлебом. Но порции были солидными, мясо вкусно пахло, и Макс почувствовал голод. Он потянулся к куску хлеба, но рука замерла на полпути, когда Иеремия удивленно спросил:

– Добрый Макс, ты разве не дождешься молитвы?

– Ах, да, простите, - смущенно пробормотал Макс, - Конечно, как я мог забыть…

Иеремия торжественно провозгласил:

– Сегодня у нас гости. Так отдадим же им право прочесть молитву и возблагодарить Господа нашего за хлеб, который он нам дал.