Семь историй Чарли-Нелепость-Рихтера

— Это не твоя вина, Чарли. Ты не виноват, слышишь? Твоя мать сделала это, потому что любила тебя. Она хотела тебя защитить, потому что ты был ей дорог.

А еще — потому что я в очередной раз поступил как редкостная скотина, но теперь уже ничего не исправишь, просто потому что мертвых не оживишь, как ни пытайся, каких богов ни проси.

— Она любила тебя, — повторил Риди, — И, сдается мне, ты вряд ли стал бы горевать по человеку, который был тебе безразличен. Ты тоже ее любил.

Где-то в горле болезненно сжался комок нервов, и я почувствовал, как стремительно наливаются слезами глаза.

— Почему? — спросил я, давясь криком, почти воем, — Господи! Почему? Ты, сукин сын, объясни мне, почему?

Я рванулся из рук Дика, пытаясь уйти, но это было не так просто — Риди держал меня крепко.

— Пусти меня, ублюдок! Пусти, слышишь, твою мать! — я безрезультатно бился в плотном кольце рук Дика, но вырваться всё не получалось. — Ненавижу, ненавижу! Проклятье, как же я все это ненавижу!

Дик почему-то молчал. Он мог сказать тысячу слов, обвиняя меня в ее гибели, и был прав, чертовски прав…Слезы, душившие меня уже пару минут, наконец вырвались наружу, и я уткнулся лицом в клетчатый диков рукав, чувствуя, как железная хватка медленно ослабевает.

— Если бы не я, ничего бы этого не было… Она была бы жива, понимаешь ты, жива…

— Я понимаю, — еле слышно произнес Риди, — Конечно, понимаю.

Эти простые слова вдруг что-то во мне сломали: плотина из злости и ненависти рухнула в одну единственную секунду, и то, что годами скрывалось за ней, потоком полилось наружу.

Одиночество.

Боль.

Страх.

— Почему всё всегда происходит со мной? Я что, прокаженный или проклятый? Почему в моей жизни никогда ничто не бывает нормально? Я устал, Дик, я так устал… Я боюсь быть с теми людьми, которых люблю… вдруг с ними что-то случится… Я просто хочу жить, любить, иметь семью… Я что, многого хочу? Черт! А вдруг с Чейсами что-то случится по моей вине? Что, если еще кто-то умрет или исчезнет? Думаешь, я хочу, чтобы что-то случилось с Питером или Джой, или с тобой?! Если что-то случится, я просто сдохну в ту же минуту! Я не выдержу больше! Я просто больше не смогу.

Я выпалил это на одном дыхании, не ожидая, в общем-то, ответа. За много лет мне никто так его и не дал.

— Если тебя это утешит, Чарли, то Синклеру удалось сбежать. Его не нашли на "Квебеке". Это засекреченные сведения, разумеется, — невесело усмехнулся Риди.

Где-то в глубине сознания эти слова отозвались мыслью о том, что все было зря. Все — и даже моя нелепая выходка, которая привела ко всему этому.

— Почему? Дик, почему?

Меня била дрожь, но безразличие, владеющее мной раньше, отступило, сменилось ощущением странной пустоты, выговоренности, успокоения.

Дик выпустил меня из рук и сказал, смотря в глаза:

— Говорят, Бог очень любит некоторых людей. Он знает, что они на многое способны, но все же посылает им испытания для того, чтобы они смогли их пройти и доказать свою силу.

— У меня нет никакой силы.

Риди усмехнулся:

— Это говорит мне человек, который сумел обыграть профессиональных военных, один из первых учеников чертовой школы для гениев и самый лучший аналитик, которого я только знаю.

— Про одного из первых — брехня, — невесело улыбнулся я. В школьном табеле у Полины Чанг я шел аккурат предпоследним. За мной следовал Рыжик Нильсен, причем с минимальным отставанием.

— Я знаю, — произнес Дик с усмешкой, — Но это дела не меняет. Ты — удивительный человек, Чарли. В твоей жизни было так много зла, что иногда даже я думал о том, что все кончится плохо. Но каждый раз ты сражался: с дерьмовыми приютами, с одиночеством, с наркотой — и побеждал. И сейчас ты тоже победил.

Все это правильно, подумал я, только вот победа была невозможна без потерь.

И я потерял слишком многое.

ЭПИЛОГ

Стоял стремительный апрель.

В один из теплых весенних дней я вышел от Риди, у которого жил уже неделю, с рюкзаком на плече, захлопнул за собой дверь и направился к вокзалу. Стояли синие весенние сумерки, было ветрено — как и всегда на Восточном побережье — и я шел, вдыхая теплый воздух, и думая о том, что же теперь будет с моей жизнью.

В тот день, когда я ревел Риди в жилетку, оставаться в Чикаго мне не хотелось в принципе. Мне было плохо от одной только мысли о том, что придется что-то кому-то рассказывать, говорить о Синклере, Волинчеке и о маме. Дик нажал на несколько рычагов в полиции, и забрал меня на неделю к себе. Я особо и не сопротивлялся.

У Риди было типичное холостяцкое жилище с вечным бардаком, несобранной кроватью, пушистой серой пылью на всех горизонтальных поверхностях и холодильником, набитым пивом. Подружки, которая могла бы убрать все это безобразие, у него не было. На мой вопрос, почему этот редкостный дебил, дожив до тридцати лет, так и не женился, Дик только пожал плечами.