Семь историй Чарли-Нелепость-Рихтера

Мы не говорили больше о серьезном. Мелани, похоже, была любительницей пошутить, посмеяться, и я снова и снова сравнивал ее с детьми, а Лоуренс с удовольствием поддерживал ее шутки, но в основном молчал, то ли погруженный в свои собственные мысли, то ли наблюдал за нами. Он был похож на одного моего приятеля — мексиканца по имени Алехандро, с которым мы вместе промышляли в одной из уличных шаек: в компании он всегда был немного на отшибе, но без него любой сейшн был скучноват. Алехандро не потешал никого рассказами, но он умел внимательно слушать, а потом вставлял в разговор замечания, от которых сами рассказчики начинали кататься по полу от смеха. На время нашего знакомства мне было тринадцать с половиной, а ему уже шел семнадцатый, он жил с одной из шлюх того квартала, Кармен ее звали что ли. От него или нет — этого уже никто никогда не узнает — она залетела, и этот пентюх на ней женился, и ушел с улицы в рабочие, дескать денег там конечно меньше, но зато шансов не сдохнуть во цвете лет гораздо больше. Тогда нас это удивило, и, если честно, изрядно позабавило, а сейчас, сравнивая своего старого приятеля и знаменитого ученого Лоуренса Чейса, я вдруг понял, что Алехандро, единственный из всех, кто тогда был в этой компании, поступил по-мужски.

— Надо идти, — Лоуренс поднялся со стула, — Было очень приятно познакомиться, Чарли.

— Взаимно.

— До свиданья, мальчик, — Мелани наклонилась ко мне и поцеловала в щеку, — Я очень рада, что ты согласился. Правда.

Они ушли, а я подумал, что все, возможно, не так уж плохо. Не то чтобы сразу все решилось, но слова Дика все чаще звучали у меня в голове.

"Только не говори, что в приступе подростковой придури решил похерить самый большой шанс в своей гребаной жизни".

И тогда, валяясь на больничной койке, и наблюдая за тенями, ползущими по потолку, я и подумал о том, что пора бы уже налаживать свою гребаную жизнь. Чейсы — неплохие люди. Питер и Джой — мои друзья. Мою мамашу они на милю не подпустят к своему дому, если я попрошу, конечно.

Я буду счастлив в Чикаго. И точка.

Мы с Риди доехали через пару часов.

Чикаго — старый город, город индустрии. Мне он никогда особо не нравился. В Чикаго даже небо серое, как было пару сотен назад, когда над городом вился дым из заводских труб. Но сейчас наступал вечер, и город горел сотнями огней, на катках играла музыка, а витрины сияли оставшимися с Рождества гирляндами.

— Дом Чейсов должен быть через пару кварталов, — сказал Дик, сверившись с навигатором, — И какого дьявола ты не поехал с ними, а заставил меня забрать тебя из больницы?

— Ты же знаешь, что меня без сопровождения полицейского не отпустили бы. А ты — единственный знакомый мне коп, у которого выработался ко мне стойкий иммунитет.

— Ну-ну… Это тебе так кажется, — сообщил Дик, — Кажется, сейчас налево. Слушай, Чарли, личный вопрос тебе задать можно?

— Личный? Я даже не знаю, Риди, а может не стоит. Я как-то даже стесняюсь, — начал хохмить я. Дик скорчил гримасу:

— Ты можешь хотя бы иногда не быть такой заразой, а Чарли?

— Это и был твой вопрос? Нет, не могу, — меня изрядно веселило выражение лица Дика в этот момент. Казалось, еще чуть-чуть и он поднимет глаза к небу с мольбой о помощи. — Валяй, задавай.

Дик подозрительно глянул на меня, потом перевел взгляд на дорогу, и спросил через минуту:

— Ты счастлив?

У меня вдруг защипало в горле от того тона, которым он это спросил.

А счастлив ли я?

Я и сам не знал. Я никогда еще не испытывал счастья, я не знаю какое оно на вкус, цвет, запах. Сейчас мне было горько и светло одновременно, а в груди было ощущение пустоты, будто из меня вырезали что-то значимое, но приносящее боль. Если это и счастье, то оно с привкусом соли на губах.

— Я не знаю. Дик… Дик, прости меня за все, а. И — спасибо.

Мы резко притормозили у обочины. Риди развернулся ко мне корпусом:

— Да ты, никак, реветь собрался?

— Пошел ты, — огрызнулся я. Реветь не хотелось. Не то чтобы боялся перед Диком опозориться, он-то меня видел во всех видах, просто — не хотелось.

— То прости, то пошел… Тебя без виски не поймешь, — усмехнулся он. Положил руку мне на плечо, — Ты — молодец, Чарли. И я всегда это знал. И в этом доме ты будешь очень счастлив, это я тебе говорю. А что до всего остального… Парень ты неглупый, сам во всем разберешься. Просто тебе надо научиться прощать и доверять людям. Да что я тебе лекции читаю, сам все знаешь! — он залихватски махнул рукой. — Все, поехали, у меня еще дела в здешнем Департаменте. Надо передать твое "дело" здешним коллегам. Я, конечно, понимаю, что ты сейчас весь из себя правильный, но того, что натворил в прошлом, хватит еще на несколько лет наблюдения полицией.

— Даже не надейся, мне не стыдно, — пробурчал я. Риди расхохотался.

Мы доехали до дома, в котором нас ждал праздничный ужин, Мелани, Лоуренс, Питер, прикола ради сменивший традиционные рваные джинсы и футболку на пять размеров больше, на нормальный костюм и красивая как никогда Джой в вечернем платье. Меня ждала моя комната — моя собственная комната, на втором этаже, с видом на улицу, где горели фонари.