Семь я (СИ)

Некогда худое, но раздавшееся с возрастом тело переставало ей повиноваться. Иногда, слушая случайную фразу Алексея, она неожиданно и некстати припоминала гибель мужа, резко бросала на сына блестящий взгляд - и на её глазах появлялись слезы. Плакать она не могла - это ещё отец ей запретил. Навсегда. Поэтому мать отворачивала лицо и пыталась увильнуть от разговора и удалиться в свою комнату или на кухню.

От постоянной работы папилломы на коже её рук иногда приобретали почти кровавый цвет, и Алексею хотелось поцеловать эти руки, чтобы красные пятнышки исчезли, словно по мановению волшебника. Но, словно незримым ластиком, жизнь стирала из души Алексея и его матери последние следы сердечности. Они больше не могли жить, они просто выживали.

Изредка они выходили из обычного уныния. Это было связано с походами к ним в гости брата Любови Григорьевны, Клавдия. Эта странная личность раньше была у них персоной нон грата. Теперь он, как последний взрослый родственник, взял на себя обязанности по содержанию семьи и навещал сестру и племянника.

Высокая, несуразная фигура дяди издалека привлекала к себе внимание прохожих на улице. Его глаза словно вечно улыбались, сияли странным, почти эпилептическим блеском, одновременно тая угрозу, как у собаки, которая жалобно смотрит на прохожего, прежде чем залаять на него. Разговаривал дядя танцующим голосом, то басовитым, то неожиданно поднимающимся до фальцета. Самой яркой и необычной чертой дядиной внешности были странные рыжие бакенбарды, которых тогда почти никто не носил. Губы его постоянно улыбались, но, как и глаза, внушали чувство опасности.

Близких друзей у него почти не было, место работы дяди было тайной для всех. Когда-то он играл в любительском театре, но теперь занялся каким-то бизнесом, приносившим, судя по всему, большие доходы. Но чем он торговал, оставалось для Алексея загадкой.

Постепенно Алексей всё ближе знакомился с дядей. Демоническое очарование этой странной личности всё сильнее действовало на него. Так, по совету дяди он решил спасаться от депрессии с помощью творчества, - Алексей начал писать философский текст, чем-то напоминающий Ницше. Дядя приходил к юноше, и они сидели за столом, обсуждая сочинение Алексея. Любой другой человек принял бы эту "бумажную мерехлюндию" за бред неокрепшего ума, - возможно, это и правда было так, - но дядя настолько искренне вникал в каждую строчку, что сам, как и Алексей, постепенно приходил в состояние транса, в котором оставался, пока мама не заставляла его отправиться восвояси. Алексей же продолжал сидеть за столом и выводить на бумаге всё новые вавилоны синей ручкой.

Текст, над которым он работал, был очень причудлив. Сюжет Алексей позаимствовал из зороастрийской легенды.

...Давным-давно жил на Востоке пророк Артабан - пророк великий, чудотворец сильный, далеко прославленный. Самое имя его значило: "Все постигну", и боялись народы имени его. И возжелал пророк найти причину зла, что на земле творится, и пошел по миру - искать ее.

Много лет пролетело, много стран обошел пророк, поседела голова его и ослабли очи в пути, но человека, совершившего зло во имя зла, а не из-за жажды блага - богатства, славы или власти - не встретил. Все зло земное ради выгоды творилось, а не ради зла как такового.

И устал Артабан, и отчаялся.

Но однажды, когда спал пророк на склоне горы Баграм, явился ему сам дьявол и произнёс: "Вот, знаю человека, которого ты ищешь".

Обрадовался Артабан, затрепетал. "Кто же это?" - вопросил изумленно.

"Это ты сам", - ответил дьявол и растворился в синеве небесной, так что и следа не осталось.

И проснулся Артабан, и заплакал, и завыл - волка голодного страшнее и злее, и землю под ним сожгли слезы его, так что провалился в пропасть пророк - в пропасть бездонную.