Семь. Гордыня (СИ)

— Да твоё мнение я и не спрашивал, если честно. Твоё дело — подписывать бумаги и транслировать мои распоряжения. Действуй. Увольняй.

— А сами что же? Не хотите марать руки?

— Да нет. Уволил бы с удовольствием, но не хочу нарушать свою легенду. Я ещё немного поработаю обычным рабочим. Мне нужно понять, как всё функционирует изнутри. Так проще.

— Алексей Михайлович… — замялся Виктор Андреевич, поёрзал в своём кресле и, выпрямившись, сел ровнее. — Я ведь вернул всё, что был должен. Я бы хотел уволиться, если можно.

— Теперь нечего здесь делать, да? — хмыкнул я. — Не наворуешь?

— Я… Я не хочу иметь с семьёй Гордеевых какие-либо дела.

— Почему? Чем мы плохи?

— Я не вижу перспективы работы с вами. Все мои предложения вы отвергаете…

— Потому что они бредовые, — перебил я.

— Я не разделяю ваш методы. И если честно… Я вас боюсь. Ко мне приходили люди вашего отца и провели воспитательную беседу, как они сказали, — Семёнов едва заметно поморщился. — Хотя я и так обещал вам всё отдать и незачем было привлекать для этого своих мордоворотов.

— Нужно было думать об этом раньше, идиот.

— Пожалуйста. Отпустите меня… — он протянул мне лист бумаги. — Это моё заявление об уходе.

— Уже подыскиваю тебе замену. Как только найду, сообщу. А пока сиди на месте и выполняй распоряжения.

Я поднялся с кресла, развернулся и вышел из кабинета. Восемь часов — мне пора на работу.

Глава 11

Я выгрузил на стеллаж очередную партию готового товара и задумчиво облокотился подбородком на руль, прогоняя в уме всё, что я успел сделать здесь за это время.

Две недели пролетели довольно стремительно, и я даже стал привыкать к работе на складе днём, а по вечерам и ночам к возне с документацией. Работать руками и с цифрами мне всегда нравилось. Людей на заводе поубавилось в связи с сокращениями, но оставшиеся труженики начали работать усерднее. Задолженности по зарплате мы погасили из средств директора и из придерживаемых им же денег на банковских счетах. Вдобавок к этому, сделали субботу выходным днём, а оклад и бонусы подняли на четверть. Как ни странно, но рейтинг директора в глазах сотрудников немного подрос, несмотря на то, что его заслуги в этом нет ни капли. Смешно. Как мало людям нужно для счастья.

Мы перестали работать с поставщиками, снабжающих нас откровенным дерьмом, прервали сотрудничество с несколькими сетями, которые часто брали товар в долг, или как сказал Андреич — под реализацию, и очень редко и неохотно отдавали. Но зато систематически и стабильно обеспечивали нас браком, боем, некондицией, залежавшимся и потерявшим нормальный вид товаром. Нахрена нам такие клиенты тире партнёры — непонятно. Лучше делать меньше, но лучше, качественнее и без нервотрёпки. Завоевать весь рынок мы ещё успеем. Ну или не успеем, но хуже уже точно не будет.

Работы предстоит ещё много, а дело двигалось маленьким, миллиметровыми шажочками. В плюс мы всё ещё не вышли, не такие уж глобальные изменения и инновация я внедрил. Но тех денег, что кинул на счёт отец, и что удалось сэкономить — по моим подсчётам должно теперь хватить не на три месяца, а месяцев на пять-шесть. Не густо, конечно, но банкротство откладывается как минимум на полгода.

Нужно либо привлекать капитал, как нудел Андреич, и менять здесь всё к чертям, либо придумать что-то эдакое… И кое-какая мысля на этот счёт у меня имелась. Найти бы время и спуститься в тот злополучный бункер для тщательного обследования, посмотреть, можно ли его приспособить для моих нужд или нет.

— Я разве не увольняла тебя? — раздался над моим ухом слегка удивлённый голос начальницы цеха Марины Анатольевны.

Я исподлобья глянул на стоящую надо мной Маринку и мотнул головой:

— Ну, раз я всё ещё работаю здесь, то скорее всего, нет.

Сегодня она выглядела как-то иначе. Нарядная, в белой рубашке, черных деловых брючках и туфлях на шпильке. Подкрашенные губки, строгие очки, дерзко распущенные волосы и лёгкий аромат дорогих духов. Такой запах я слыхал от Лизки, а она точно не будет брызгать на себя дешёвое фуфло.

Как я ни старался не попадаться ей на глаза, но ничего у меня не выходило. Она словно преследовала меня — постоянно придумывала мне какую-то работу, давала поручения и задания, а когда рабочих в цеху стало меньше, насела на меня с удвоенной силой. И что самое странное — она только сейчас вспомнила, что хотела уволить меня две недели назад?

Я вот одного не мог понять — почему именно я? Все сотрудники любят и боготворят её: «Наша Маринка справедливая», «Наша Маринка за нас горой», «Наша Маринка прислушивается к сотрудникам», «Наша Маринка обедает с нами за одним столом, как с равными». Я вот тоже обедаю со всеми — и что? Мне кажется, я её почти ненавижу, как и она меня. Вечно придирается ко мне, бросает подозрительные взгляды, словно я что-то украл или собираюсь украсть, и перепроверяет всё, что я ни делаю. Дважды. И пилит, пилит и пилит.

«Ты не так поставил!»

«Не туда!»

«Тебя кто на погрузчике учил работать, косорукий придурок!»

«Хватит прохлаждаться!»