Семь футов под килькой

Я открыла офис своим ключом, и Петрик сразу же направился в кухонный отсек заваривать нам чай: против обыкновения, мы не позавтракали дома, спеша на место свершения трудовых подвигов. Моих. Петрик-то у нас не в штате, и за его помощь Дора расплачивается черным налом. Это, кстати, меня беспокоит, потому что однажды, пророчу я, налоговая возьмет рыбку Дорис за жабры…

В девять ноль пять джутовый коврик за дверью оповестил нас о чьем-то прибытии. Он так звучно шуршит под подошвами, что вполне заменяет сигнальный колокольчик.

Я было обрадовалась, что появилась наша пропащая – Дора, но ошиблась. Пришел незнакомый молодой человек, тонкий, звонкий, чернявый и смуглый, как испанский тореро. Петрик сразу же расправил плечи, втянул воображаемый живот и поправил локон у виска.

– Доронина Федора Матвеевна? – Тореро вопросительно посмотрел на меня, на Петрика и снова на меня.

Я тоже посмотрела на друга с вопросом:

– Неужели я выгляжу на семьдесят с хвостиком?

– Что ты, бусинка, тебе не дашь больше двадцати, – успокоил меня Петрик и укоризненно воззрился на гостя. – И не Федора, а Феодора! Фе-о-до-ра, как византийская императрица, супруга и соправительница императора Юстиниана Первого!

– Феодора Матвеевна Доронина? – послушно повторил молодой человек и пошарил ищущим взглядом по углам, запоздало смекнув, что мы-то с Петриком в Феодоры никак не годимся.

Я с интересом наблюдала, как он запутался пытливым взором в выразительных деталях скульптурной композиции с эпическим названием «Волшебный корабль сокровищ Такарабунэ входит в порт и высаживает на берег семь богов счастья». Ситифукудзин, так называются эти синтоистские боги, не просто украшают наш офис. Они придают сомнительному учению Доры основательность и респектабельность.

– В семнадцатом веке японский военный правитель Токугава Иэясу поручил своему духовному наставнику, монаху Тэнкаю, определить суть счастья, – голосом профессионального экскурсовода нараспев заговорил Петрик. – Тэнкай пришел к выводу, что у счастья семь составляющих: справедливость, материальное благополучие, благожелательное отношение, великодушие, известность, долгая жизнь и достоинство. Олицетворяют их семь богов, хотя японское происхождение имеет только один из них – бог счастья и удачи Эбису…

– Толстяк с рыбой, – подсказала я.

– Эбису – самый любимый японцами бог, и нам он тоже наиболее симпатичен. – Петрик не дал мне его перебить. – Догадываетесь почему?

– Нет, – коротко ответил тореро и тряхнул смоляными волосами, словно сбрасывая морок. – Вернемся к…

– Потому что Эбису изображают с удочкой в правой руке и священным лещом Тай в левой, а эмблема нашего клуба – рыбка! – Петрик протянул руку, пощекотал священного леща и договорил: – Очень трудно поймать рыбу Тай голыми руками в чистой небесной воде, и так же нелегко достичь душевного спокойствия и просветления…

– Сочувствую, – сказал наш гость и отвернулся от бога счастья Эбису с компанией.

Не знаю, как у парня с просветлением, а спокойствия ему было не занимать.

– Вы кто такие, уважаемые?

– А вы? – Петрик, обиженный тем, что его редкая эрудиция не снискала оваций, недобро прищурился.

– Лейтенант Бобров. – Тореро ловко развернул красную книжечку.

Я заглянула в нее и встревожилась:

– Опер? А что случилось?

– Представьтесь, пожалуйста.

– Меня зовут Люся Суворова, я пиарщик клуба «Дорис». А это Петя Карамзин, он… помогает нам на добровольных началах.

– Как волонтер-бессребреник, – вставил неугомонный Петрик, пытаясь произвести впечатление на гостя.

– А Дорониной сегодня еще не было, – закончила я и выжидательно уставилась на опера Боброва. – Так что случилось?

– Должно быть, еще не нашли вчерашнюю потеряшку? – снова влез эрудированный Петрик.

– Найти-то нашли… А что вы об этом знаете? О пропавшей женщине? – Бобров огляделся и без приглашения опустился на стул.

Показал, стало быть, что без ответов не уйдет.

– Знаем, что ее зовут Ольга Павловна Афанасьева…

– Ольга Петровна, – поправил меня Бобров.

– Ну, пусть Петровна, – согласилась я. – Я ее, честно говоря, видела впервые и совершенно не запомнила.

– Я! Я запомнил! – Петрик поднял руку, как школьник-отличник.

Бобров благосклонно кивнул ему, предлагая продолжать. Дружище воодушевленно затарахтел:

– Весеннее платье от Баленсиаги, натуральный шелк цвета барби – это такой яркий розовый, акцентированный рукав с перетяжками, квадратный вырез с отделкой мелким жемчугом, многослойный подол. Туфли нюдовые от Джимми Чу, натуральная кожа, острый нос, каблук двенадцать сантиметров…

– Вы описываете не женщину, а ее наряд, – заметил заскучавший опер.

– Потому что женщина, в отличие от наряда, была никакая, – надулся Петрик, чью внимательность не оценили так же, как эрудицию и бескорыстие. – Обычная дамочка бальзаковского возраста, ничего особенного…

– А ее поведение?

– А что ее поведение? – Я дернула Петрика за полу, призывая уняться, и вступила в беседу.

– Было ли оно каким-то особенным?

– Что вы имеете в виду? – Мы озадаченно переглянулись.