Семь фунтов брамсельного ветра

Никто не спорил, Пашка был командир. Он исчез и, конечно же, пропадал “целую вечность”. А мы ждали при слабом свете фонарика, который держал Стаканчик. Вечность кончилась, и Пашка вернулся.

– Кругом тихо. Зал заперт снаружи, шторы опущены. Все условия для секретной живописи…

Мы за Пашкой прошли через сцену с пыльными кулисами (доски поскрипывали) и спустились в зал.

Пахло пустым театром. Было темнее, чем в прошлый раз. Отблески фар с улицы теперь почти не проникали. А если пробивался особо сильный луч, под ним вырисовывались в сумраке полукруглые складки зеленых опущенных штор.

Мы в шерстяных носках пошли между рядами откидных стульев. Слабо постукивали расшатанные паркетины. Между задним рядом и стеной было пустое пространство метра два шириной. Свет от фонариков кругами лег на стену.

– Приехали… – выдохнула Люка. – Начнем?

Стену покрывала ровная светлая краска. Раньше здесь была роспись. В середине прошлого века художники изобразили на широкой поверхности счастливое советское детство: мальчиков с моделями самолетов, девочек, собирающих цветы, парусные лодки с юными туристами, хоровод ребят в костюмах разных народов и все такое прочее. Но роспись ветшала, да и тема устарела: где теперь увидишь детей в красных косынках на шеях? Поэтому года два назад, во время ремонта, всю картину скрыли под гладким бежевым слоем. Кажется, ремонтных сил только на это и хватило. Паркет остался старый (наверно, еще арамеевский), стулья – тоже…

Мы встали кружком. Предстояло самое главное.

3

…До этого мы долго обсуждали: какую сделать надпись.

Люка предложила: “Господин генерал, оставьте Дворец детям!”

Стаканчик возразил. Это мол как-то скучновато и длинно. Долго писать будет некогда, и надо крепче, в лоб!

Лючка, на удивление всем, не обиделась, не заспорила. Просто сказала:

– Тогда – как?

– “Генерал, убирайтесь домой!” – хмуро предложил Лоська.

Все помолчали, обдумывая. Тихий догадливый Томчик покрутил шеей:

– Он ведь не уберется. Еще сильнее разозлится.

– Он все равно не уберется и разозлится, – с печалью в голосе сообщил Стаканчик. – Поэтому надо хотя бы высказаться… на прощанье.

Но мне казалось, что если найдем какие-то самые-самые слова, они могут зацепить генеральскую душу. Ведь на экране-то он казался вполне человеком…

– Надо, чтобы решительно и в то же время как-то… ну с чувством, что ли… – высказалась я.

Пашка быстро глянул на меня.

– Можно просто: “Генерал, не делайте этого”.

– Чего “этого”? – притворилась глупой Лючка. Ей внятно растолковали. Потому что всем остальным Пашкины слова понравились: коротко и ясно. И… как бы последнее предупреждение. На том и порешили, даже Люка быстро согласилась.

…И вот теперь надо было впаять эту фразу в стену. Крепкой несмываемой краской.

Стаканчик, расстегнул куртку. Достал из карманов безрукавки два баллончика.

– Белой или синей?

Люка сказала, что на бежевом фоне белая будет ярче.

Эту краску Стаканчик раздобыл у соседа – шестнадцатилетнего парня, который с парнями развлекался уличной живописью, разрисовывал абстрактными картинами бетонные заборы и стены в подземных переходах. Нажмешь головку баллончика – и краска бьет из него шипучей струей.

– Только я не знаю, хорошо ли у меня получится, – с виноватой ноткой предупредил Стаканчик. – Я всего один раз пробовал. Может быть, кто-то другой?

Как-то мы об этом не подумали! Считали, что, что если краска у Стаканчика, значит, он умеет. Все с надеждой повернулись к Пашке – он-то, наверно, может! Но Пашка сообщил, что сроду не занимался такой ерундой. И тогда дело спас Лоська:

– Давайте я…

– Ты умеешь? – усомнилась Люка.

– Пробовал как-то. В прошлом году нашел баллончик… Рыжего кота на “Спорттоварах” помните? Это мой…

Громадного симпатичного кота на торцовой стене одноэтажного магазина знали все. Ай да Лоська! Сколько талантов у человека…

– Ты встанешь мне на плечи, чтобы надпись была выше, – решил Пашка. – Только вы его держите с двух сторон. Я крепко держать не могу, левая рука почти не гнется…

– Что с тобой? – испугалась я.

– Локоть ободрал утром, когда вешалку приколачивал, табуретка подломилась. Теперь забинтовано, да туго так…

Он сел на корточки, и Лоська приготовился вскочить ему на плечи.

– Куртку сними, меньше весу будет, – сказала я.

– Да… Я буду писать слово за словом, а вы диктуйте…

– Первое слово “генерал”, – напомнила Люка. – С заглавной буквы. И смотри, без ошибок. Ге-не…

– Я всегда пишу без ошибок, – поставил ее на место Лоська. Но Лючка не унялась:

– Ой, люди, а может быть, все-таки “товарищ генерал”? Или “господин генерал”?

– Разве он нам товарищ, – серьезно спросил Томчик.

– И уж никак не господин, – поддержал его Стаканчик. – А “генерал” обычное обращение, когда люди говорят на равных.

– Разве мы с генералом на равных? – усомнилась Люка.

– А что такого? – сказал Пашка. – Мы у него не в подчинении. Такие же граждане России, как он. – Лось, давай…