Семь фунтов брамсельного ветра

Впрочем, оказалось, что на уроках в тот четверг ни один класс не сидел. Потому что школу опять “заминировали”. Все понимали, что это чушь на рыбьих соплях, чья-то всем осточертевшая дурь, но конечно же – вопли в динамиках, эвакуация, “специалисты” в сизом камуфляже, пожарные машины. И грозные обещания завуча Инны Семеновны: “Мы все равно найдем этих мерзавцев!”

В пятницу опять была география (вместо русского, потому что наша Олимпиада отправилась на какую-то конференцию). И посреди урока в классе без стука возникли Инна Семеновна и симпатичная молодая тетя (или даже девица) в милицейской шинели с лейтенантскими погонами. А за ними маячил рослый мужик в камуфляже и омоновском берете (даже не снял его!)

– Дмитрий Витальевич, мы просим прощения, – бархатно возгласила Инна. – Нам нужен ученик Булыскин. Товарищи из милиции хотят с ним побеседовать. Идем, Булыскин…

Буль съежился за партой, словно хотел укрыться за сидящим рядом Вовочкой.

– Чё такое? Куда?

– Тебе сказали: по-бе-се-довать.

– О чем?

– Ты наверняка знаешь, о чем. О вчерашнем “минном” деле.

– Я то здесь при чем?!

– При том, что за тобой уже водились вещи, которые позволяют думать…

– Чего думать-то!

– В ходе беседы и будет выяснено: “чего” именно, – со сталью в голосе известила его Инна.

Буль сидел у батареи. Он приподнялся, прижался к батарее поясницей вцепился в железные ребра. Сказал незнакомым звенящим голосом:

– Знаю я эти беседы!

– Что ты знаешь, мальчик? – спросила девица-лейтенант голосом кинозвезды, играющей добрую няню.

– Беседы ваши! Там я через полчаса признаюсь в чем угодно! Даже что взорвал торговый центр в Нью-Йорке! И сообщников назову… как те пацаны весной…

– Булыскин! – взвилась завуч.

И тогда вдруг вмешался Дмитрий Витальевич:

– Мне хочется понять, что происходит… – Он сказал это негромко, но отчетливо. И я впервые заметила, что у него веснушки. Он был рыжеватый, но веснушек никогда не было видно, а тут… Наверно, потому, что побледнели щеки.

– Дмитрий Витальевич, я ведь объяснила, – слегка сбавила тон Инна.

– Да, но не совсем понятно… Булыскин – мой ученик. Он сейчас у меня на уроке. Я за него отвечаю. И мне известно также, что детей милиция может допрашивать лишь в присутствии родителей или педагогов…

– Что вы хотите этим сказать? – вопросила Инна Семеновна. Видимо, от полной растерянности.

– То, что сказал. Пусть сюда придут отец или мать Булыскина или пусть мне назовут конкретного педагога, кто будет присутствовать на протяжении допр… беседы. Лишь при этих условиях, я сочту возможным отпустить мальчика.

– Вы собираетесь диктовать условия сотрудникам милиции? – слегка жеманно поинтересовалась милиционерша.

– Я считаю нужным их напомнить… товарищлейтенант .

Класс, затихнув, слушал эту вежливую перепалку. “Ай да Дима!” У меня тихонько звенело в ушах. И, кажется, во всем теле. Впервые в жизни мне было жаль Буля. Впрочем, дело, конечно же, не в нем! А в дикой несправедливости! Ведь Буль ничего не мог вчера “минировать”! Я уже хотела это крикнуть, но прорезался голос Стаканчика:

– Дмитрий Витальевич, да скажите им! Булыскин же с утра вчера был с нами! А звонили в десять часов!

– Этот аргумент кажется мне тоже весьма важным. Даже определяющим, – согласился наш географ.

– Ничего не определяющим! – громко возразила Инна Семеновна. Даже взвизгнула слегка. – Вы, Дмитрий Витальевич, просто не в курсе! Они теперь звонят с сотовых телефонов! Заимствуют у папочки, уезжают подальше и – нате вам! Посмотрите на эти их дурацкие “лифчики”! Завели моду! Там в карманах наверняка и мобильники, и пейджеры и… не удивлюсь даже, если и пистолет отыщется…

– С глушителем, – не выдержала я. – И три запасных обоймы…

Общее внимание обратилось ко мне (а звон-то внутри меня продолжался).

– Это Мезенцева , – скорбно сообщила Инна Семеновна. Девица-лейтенант покивала. Тип в камуфляже вытянул из-за нее шею. Может быть, тот самый мордастый Панкратьев? Судя по описаниям, не исключено…

Лейтенантша кивнула, мельком глянув на меня:

– Я поняла…

И тогда я… узнала ее. Она была одной из вожатых в лагере! Кажется в первом отряде, у самых дуботолков. Не то Полина, не то Галина…

– Да, это я. Мы немного знакомы. В “Отраде” вы так заступались за Гертруду Аркадьевну, которая лупцевала ребятишек…

Полина-Галина пожала плечами: что, мол, за бред? И обратилась к географу:

– Следует ли понимать, что вы попытаетесь воспрепятствовать выполнению наших служебных обязанностей? – (А голосок-то! Ну прямо орхидея на клумбе!)

– Безусловно, – светски наклонил голову Дмитрий Витальевич. – Если это выполнение будет в противоречии с законом. Повторяю: я отвечаю за ученика Булыскина, и оберегать его от произвола – моя прямая обязанность. – Веснушек уже не было видно.

– Я тоже за него отвечаю! – Инна Семеновна уже не следила за тоном. – Я беру эту ответственность на себя!

– Отлично. Тогда прошу письменное распоряжение. Прежде, чем уведут мальчика… который, кстати, вчера утром был у меня на глазах и ни по какому телефону не звонил.

– Какое распоряжение?!