Семь фунтов брамсельного ветра

Крупные ромашки под конец лета словно спохватились, что раньше цвели не в полную силу, и теперь буйной пеной захлестывали лужайки. Пахло бурьяном, пасленом и полынью (наверно, как в диких степях). На развалинах двухэтажного кирпичного особнячка росли тонкие клены и березка. Если бы меня кто-то спрашивал, я бы обязательно предложила: надо в каждом городе сделать заповедники пустырей и окраинных переулков. Чтобы здесь можно было бродить, отдыхая от нынешней суматошной жизни. На пустырях с тобой шепчутся прошлое и тишина…

Но никаких заповедников, конечно, не будет. Скоро городские власти продадут этот участок какой-нибудь фирме и та отгрохает здесь еще один бетонно-стеклянный офис.

Лоська тянул меня куда-то напрямик, не боясь ни крапивы, ни когтистого чертополоха. Мне-то в джинсах ладно, а он? Видать, кожа на нем задубела за летние месяцы.

– Лось, ты куда меня тащишь?

– Сейчас… уже недалеко.

Мы выбрались на окруженную репейной чащей лужайку. Посреди нее блестела болотистая лужица Вокруг стояла осока, а посреди лужицы торчала мохнатая кочка. Лоська поднял из травы длинный, как удилище прут. Шепнул, как заговорщик:

– Женя, смотри… – Он дотянулся до кочки, шевельнул на ней травяные плети. Из них… вот это да! Из них размашисто скакнули в воду две серо-зеленые лягушки. Плюхнулись и вплавь рванули к берегу. Скрылись в осоке.

Лоська заливисто смеялся.

– Интересно, да? Как в пруду у Тортиллы…

Я ладонью прошлась по его волосам-сосулькам. И подумала, что Лоська при его любви ко всякой живности, мажет быть, станет зоологом… Вдруг таким же знаменитым, как Даррелл?

Вспомнив о Даррелле, вспомнила, конечно и про “бэйливик Джерси”, где он создал свои зоопарк. Ну и, значит, про монетки – мысли вернулись к кораблям и книге.

– Лоська! Ты мне показал интересное. Теперь пойдем ко мне, я тебе тоже что-то покажу…

Он ведь еще не видел мою коллекцию!

3

Лоська монетами заинтересовался всерьез. Долго вертел, чуть не обнюхивал. Разглядывал сквозь стеклянный глобус. Опять сказал:

– Хорошо, что океанов больше, чем суши, верно?

Покачал одну монетку на ладони, будто пробовал на вес.

– Увесистая. Будто и правда целый фунт… Женя, а почему у английских денег такое название?

– Потому что “фунт стерлингов”. Это связано с какой-то мерой серебра.

– Но эти-то не серебряные?

– Нет. Если я правильно перевела, то они из никеля, а снаружи латунное покрытие… Но были в точности такие же из серебра, три тысячи штук. Специально для коллекционеров. А двести штук даже из золота…

– И тоже один фунт стерлингов?!

– Да это же просто так, для видимости! А продавали-то, наверно, за сумасшедшую цену…

Лоська хихикнул:

– Жень, а вдруг эти тоже золотые? Смотри, как блестят.

Я сказала поучительно:

– Не все золото, что блестит.

Он хихикнул опять:

– А давай распилим одну? Как Шура Балаганов гирю пилил…

– Лоська, до чего же ты начитанная личность! – восхитилась я. – Если бы еще не был такой обормот…

Он вдруг насупился:

– А я и не читал про это. Папа рассказывал. У него “Золотой теленок” любимая книжка была…

Он впервые сказал не “отец”, а папа. И вдруг показался мне беззащитным, как дошкольник.

– Лоська, писем больше не было?

– Не было… – Он двигал монетки по столу, как шашки по игральной доске. И вдруг сказал тихонько совсем не детские слова: – Все деньги взять бы да сжечь. И оставить только вот такие, для коллекций… Эти гады, что на мерседесе, сунули кому надо несколько тысяч баксов, и сделался невиноватый виноватым. Из-за бумажек…

Я не знала, что сказать. Стало так… будто за окнами снег пошел. К счастью, затрещал телефон.

– Лоська, извини…

Позвонил дядя Костя. Спросил, надо ли переплетать листы с копиями страниц.

– Ой, дядя Костя, я не знаю… Наверно, и без того хлопот много…

– Не много, если не нужен твердый переплет.

– Да хоть какой!

– Принято. Отбой…

На работе он всегда такой немногословный. Наверно, армейская привычка.

Когда я вернулась из прихожей, Лоська раскладывал монеты в одну линию. Глянул через плечо.

– А почему их только пять? Когда шли, ты сказала, что шесть…

Я вдруг смутилась (вот дура-то!). Покашляла и рассказала Лоське про книгу, про Пашку Капитанова. Ну и про “залог”…

Мне показалось, что он вдруг надулся. Не хватало еще “таких” проблем!

– Лось, ты чего?

– Я? – И эти его марсианские глазища. – Ничего… А чего “чего”?

И я поняла: решать надо сразу.

– Дурень! Я же ему на время дала. А тебе подарю насовсем. Выбирай любую.

Он глянул недоверчиво. На меня, на монеты, опять на меня…

– У тебя же коллекция разрушится.

– Ну и что?.. Да не разрушится она! Как разрушится, если монета будет у друга?

Вот так я впервые сказала ему, что мы друзья. Он слегка сморщился, пошевелил носом-картошкой, улыбнулся. Но сразу опять насупился:

– Тогда ты и Люке подари. А то нечестно будет. Она ведь… тоже…

Вот такая справедливая личность.

– Подарю и Люке. Только она кораблями не интересуется ни капельки.

– Разве в этом дело, – сказал он серьезно. Даже строго.

Понятно было, что не в этом.

– Выбирай.

– Да мне все равно. – Он зажмурился и ткнул пальцем наугад.