Семь дней творения

Эми была ошеломлена услышанным. Она бросилась в спальню, за разбросанными где попало вещами. Поспешно одевшись, она схватила туфли и засеменила по коридорчику к двери. Лукас высунулся из ванной.

— Ты не дождешься кофе?

— Кофе я тоже попью у себя. Спасибо за яблоко.

— Не за что. Хочешь еще?

— Нет, мне и так хорошо. Всего доброго!

Она сняла цепочку с двери и повернула дверную ручку. Лукас подошел к ней.

— Можно задать тебе вопрос?

— Задавай.

— Какие твои любимые цветы?

— Лукас, у тебя бездна вкуса, только дурного. У тебя ловкие руки, я провела с тобой незабываемую ночь. На этом и закончим.

Выйдя, она столкнулась с коридорным, принесшим заказанный завтрак.

— Ты уверена, что не хочешь кофе? — спросил ее Лукас. — Его все равно уже принесли.

— Уверена!

— Будь умницей, ответь на вопрос про цветы! Эми глубоко вздохнула. Ей было все труднее сохранить невозмутимость.

— Такие вещи не спрашивают у заинтересованного лица, это губит все удовольствие, неужели ты этого не знаешь, в твоем-то возрасте?

— Знаю, конечно, — ответил Лукас тоном надувшегося ребенка. — Но заинтересованное лицо — не ты!

Эми чуть не сбила с ног коридорного, терпеливо ждавшего у двери конца разговора. Из глубины коридора до слуха мужчин донеслось:

— Кактус! Можешь сам на него сесть!

Оба молча проводили ее взглядом. Звонок оповестил о приехавшем лифте. Прежде чем его дверцы снова закрылись, Эми успела крикнуть:

— И еще, Лукас, ты совершенно голый!

* * *

— Ты всю ночь не смыкала глаз.

— Я всегда мало сплю…

— Чем ты взволнована, София?

— Ничем!

— Подруга умеет слышать даже невысказанное.

— У меня завал работы, Матильда, даже не знаю, с чего начинать. Я боюсь, что не справлюсь, что не оправдаю ожиданий…

— Первый раз вижу тебя неуверенной в себе.

— Значит, мы становимся настоящими подругами. София пошла на кухню — вернее, шагнула в угол, служивший для кухонных целей, налила там воды в электрический чайник. Со своей кровати у окна гостиной Матильда наблюдала, как светает. Утро выдалось дождливым, небо затянули тоскливые тучи.

— Ненавижу октябрь, — сказала она.

— Чем он перед тобой провинился?

— Этот месяц хоронит лето. Осенью все идет на убыль: сокращается день, прячется солнце. Никак не наступят холода, мы смотрим на свои свитера, но еще не можем их надеть. Осень — гадкое, ленивое время года, сырость, дождь и еще раз дождь!

— Непонятно, кто не выспался: я или ты!

Чайник завибрировал, щелкнул и успокоился. София открыла железную банку, взяла пакетик чая «Эрл Грей», налила в большую чашку кипяток и оставила чай настаиваться. Она собрала на подносе завтрак для Матильды, подняла с пола и отдала подруге газету, которую каждое утро совала ей под дверь Рен. Потом помогла подруге принять сидячее положение, взбила подушки и ушла к себе. Матильда подняла оконную раму. От всепроникающей влажности у нее сильно заболела нога, и она поморщилась.

— Вчера вечером я видела мужчину, приславшего водяную лилию! — прокричала из ванной София.

— Вы уже не расстаетесь! — крикнула Матильда что было мочи ей в ответ.

— Брось! Просто он ужинал в том же ресторане, что и я.

— С кем?

— С блондинкой.

— Какого сорта?

— Блондинистой!

— Это все?

— Называется: «Догони, поймать меня нетрудно, у меня высоченные каблуки!»

— Вы разговаривали?

— Если это можно назвать разговором. Он утверждал, что она журналистка, берет у него интервью.

София встала под душ. Сначала полагалось отвернуть старые скрежещущие краны, потом стукнуть по рассекателю. Труба чихнула и окатила ее водой.

Внимание Матильды привлекла фотография в «Сан-Франциско Кроникл».

— А он не соврал! — крикнула она.

София, не пожалевшая для волос шампуня, открыла глаза. Попытка не позволить шампуню попасть в глаза дала противоположный результат глаза отчаянно защипало.

— Вообще-то она, скорее, шатенка, — не унималась Матильда. — И недурна собой!

Шум душа стих, София влетела в гостиную с полотенцем на бедрах и с намыленной головой.

— Что ты болтаешь?

Матильда оценивающе оглядела подругу.

— Какая у тебя красивая грудь!

— Святое всегда красиво[5].

— Вот и я твержу это себе по утрам перед зеркалом…

— Ты о чем говоришь, Матильда?

— О твоих сиськах! Хотелось бы мне, чтобы мои так же торчали!

София целомудренно загородила грудь локтем.

— Нет, о чем ты говорила перед этим?

— Наверное, о том, что выгнало тебя мокрую из-под душа! — сказала Матильда, размахивая газетой.

— Как они умудрились так быстро напечатать статью?

— Цифровые технологии, Интернет! Даешь интервью — и уже через несколько часов красуешься на первой странице газеты. На следующий день в тебя благополучно заворачивают рыбу.

София попыталась завладеть газетой, но Матильда отказалась с ней расставаться.

— Не трогай, с тебя течет!

Матильда приступила к громкому чтению статьи на две колонки, называвшейся «Взлет „Эй-энд-Эйч“. Это был настоящий панегирик Эду Херту: в тридцати строках автор курила фимиам карьере человека, которому регион обязан своим могучим экономическим скачком последнего времени. В конце говорилось о том, что крохотная фирма, родившаяся в 50-х годах, превратилась в группу-гигант, которую Херт уверенно держит на своих плечах.