— Через три дня он, похоже, понял, что я не сломаюсь. Не важно, сколько раз… Не важно, что он сделал. Я продолжал твердить, что увижу его на виселице. Распятого и четвертованного. Сначала он сказал, что никто этому не поверит. Потом сказал, что все узнают, какой я есть на самом деле. Ганимед[1] и грязный извращенец. Никто не удивится. Наконец он заявил, что они с отцом заключили сделку.
В глазах Ника заблестели слезы, но жар от горячих углей высушил их.
— Это чудовищно!
— Твоей семье нужны деньги, сказал он мне, — продолжал Ник. — Твой отец обещал мне, что ты будешь покорным. Ты же не хочешь разочаровать отца, правда?
— Ник…
Синтия не могла говорить больше и разразилась рыданиями.
— Я не поверил. В конце концов, мне кажется, он запаниковал. Он ожидал молчаливого согласия. Думал, что я буду запуган и стану молчать. Кроме того, очевидно, появились какие-то слухи, и он не мог больше рисковать. Поэтому он повесил меня.
Ник оглянулся на Синтию, криво улыбаясь:
— Вот ответ на твой вопрос. Тебе удалось выведать его у меня.
Ему пришлось сделать вид, что он шутит, потому что скрип натянутой веревки до сих пор стоял у него в ушах.
— Значит, ты не пытался убить себя, — выдохнула Синтия, не веря собственным ушам.
— Нет. Но… Я хотел умереть, поэтому, возможно, это одно и то же.
— Не одно и то же.
Он не думал совершать самоубийство даже после всего пережитого. И знание этого сняло с ее сердца какую-то холодную тяжелую скорбь. Она не могла себе представить мир без Ника. И если бы он это сделал…
— Это не одно и то же, — настаивала Синтия, придвигаясь к нему ближе.
Ей ужасно хотелось прикоснуться к нему, но теперь она понимала, почему он вздрагивает от любого прикосновения. Вместо этого Синтия встала рядом с ним, прижала руки по бокам, желая показать, что не будет его трогать.
— Это не одно и то же, Ник. Когда я сбежала от Ричмонда, у меня был план, который я тщательно обдумала. Всю дорогу до скал я бежала без остановки на тот случай, если кто-то смотрел за мной. И даже перепрыгнула через горный уступ и приземлилась в пяти футах ниже. Все шло по плану. Но когда я оказалась на этой горе, опираясь на локти и колени, я посмотрела на камни внизу и вдруг подумала, как мне тяжело, как я устала. Я чувствовала себя так, словно много лет боролась, пытаясь освободиться от отчима. Мне просто хотелось покоя. Я видела, как капает кровь с моей разбитой губы и исчезает в море, и знала, что через несколько секунд все будет закончено.
Ник оторвал руки от каминной полки и повернулся к Синтии. Она вздрогнула и почувствовала облегчение, когда он заключил ее в объятия.
— Но я не смогла это сделать, — прошептала Синтия, — не смогла из-за сестры, не из-за себя.
— Ты не сделала это. И не сделала бы никогда, я знаю.
Сердце Ника стучало так громко, словно хотело убедить Синтию, что не остановится никогда.
— Как ты остался жив?
— Не знаю. — Ник прижался подбородком к ее макушке. — Он слишком быстро срезал веревку. Думаю, это входило в план обмана. Превращение негодяя в героя. «Я нашел его и срезал веревку, пытаясь спасти ему жизнь». Но я думаю, что процесс удушения занимает длительный период времени, а я был достаточно худой, и это тоже замедлило процесс.
Синтия закрыла глаза и безмолвно молилась у него на груди.
— Когда я понял, что дышу, поблизости был врач. А потом все закончилось. Послали за моими родителями.
Отчаянно желая обнять его, Синтия вместо этого уцепилась руками в его сюртук и прижалась к нему.
— Я не хочу, чтобы ты рисковал своей жизнью завтра.
Ник вздохнул и еще сильнее прижался подбородком к ее макушке.
— Но если ты должен, тогда сделай все, чтобы убить его, Ник. Я хочу, чтобы он умер:
Ее решительные слова вызвали в нем приступ смеха.
— Я серьезно, — отшатнулась Синтия.
— Я действительно намерен убить его, — улыбнулся ей в ответ Ник. — Мне давно следовало сделать это.
— Он заслуживает смерти. Как он мог сделать это? Ты был такой… — Синтия даже не поняла, что плачет, пока Ник не обнял ее и не прижал к себе.
— Ш-ш, это было давно. И я исцелился.
— Ты не исцелился. Я хочу помочь тебе, Ник.
Ланкастер покачал головой. Синтия заставила себя перестать плакать, но продолжала удерживать его за сюртук.
— Скажи, что делать.
— Ничего, — опять покачал головой Ник. — Мне не нужна помощь. Я в порядке.
— Ты не позволяешь мне прикоснуться к тебе.
— Прости, Син. — Он погладил ее руки. — Я просто не могу.
Ланкастер сжал ее запястья и свел их вместе, и дрожь волнения пробежала по ее телу. Это была страсть. Это было желание. Так он держал ее, когда они занимались любовью. Таким способом его руки ограничивали ее свободу.
А завтра он может быть ранен или даже хуже.
— Ник, — Синтия глубоко вздохнула, чтобы сдержать рыдания, — я хочу, чтобы тебе было еще лучше.
То, что он держал ее за руки, похоже, успокаивало его. Он даже улыбнулся, хотя уголки губ дрожали.
— Мне и так хорошо с тобой, Син.
— Тебе кое-что нужно от меня, да? Ты старался скрыть это, но я же чувствую, как ты сжимаешь мои запястья. Я чувствую, ты удерживаешь меня.