Семь дней до Мегиддо

Это же только подстегнёт людей. Сейчас все примутся складывать и сообразят, что в Гнёзда направляют гораздо больше детей, чем там находится Изменённых. Ну а дальше включатся «я-же-матери», многочисленные ненавистники Инсеков и Изменённых, просто любители побузить…

Причём не только у нас, не только в Москве и не только в России.

Такой репортаж не будут передавать по главному новостному каналу без санкции сверху. Кто-то из Прежних сделал свой ход, и надо признать — убийственный.

Можно пытаться сражаться с монстрами.

А как ты будешь биться с людьми?

С обычными людьми, причём совершенно искренне возмущёнными. Их же не убедить, что такая вот хрень у нас была всегда, всю историю человечества. Что нынче, если разобраться, ещё не худший вариант.

Я стал пробираться сквозь толпу к входу в бывшее Министерство культуры. Двери были закрыты, стены облеплены мокрой паутиной, даже она не выдержала непрерывного дождя и обвисла.

У ступенек, ведущих к дверям, стояли четверо полицейских. Двое в форме, а двое — силовики, в броне с мускульными усилителями. Те, что в форме, стояли спокойно, положив руки на автоматы, а вот полицейские в силовой броне всё время слегка поворачивались налево-направо. Вряд ли для лучшего обзора, скорее это было элементом психологического давления. Выглядело и впрямь пугающе, будто не люди, а фантастические роботы стояли на охране Гнезда. Усиливали впечатление боевые модули на руках: два ствола на правой, раструб с баллоном на левой. Одни утверждали, что на левой руке баллон со слезогонкой, другие — что огнемёт. Не знаю, никогда не видел силовиков в действии. Может, в баллоне вообще ничего нет, но щель раструба тревожила воображение куда больше, чем стволы.

— Куда? — спросил один из полицейских в силовой броне. Забрало шлема было опущено, голос шёл из динамика на груди, искажённый и с металлическим оттенком. Струи ливня стекали с брони, будто уходящая волна с панциря краба.

— Я Максим Воронцов, призванный Гнездом, — ответил я.

— Твой Призыв снят, — ответил силовик после секундной паузы.

— Призыв снят, — согласился я. — Но это ничего не значит.

— Уходи, — сказал силовик. — Гнездо изолировано.

Я покачал головой.

— Лихачёв про него говорил… — напомнил из-под забрала один из полицейских в форме.

— Проход закрыт, — упрямо повторил силовик. С лёгким шумом сервомоторов вытянул ко мне левую руку. — Уходи!

— Свяжитесь с полковником, — сказал я. — Меня нельзя трогать.

Силовик легонько толкнул меня в грудь.

Ну как легонько. Не монстр, конечно. Но если бы я не ждал чего-то подобного, то упал бы.

— Тронул, — сообщил силовик.

Толпа за моей спиной стала выгибаться дугой, отступать.

— Он завалил ту тварь, что ребят убила, — упрямо напомнил полицейский в форме.

Силовик заколебался. Я прямо чувствовал, что он был чертовски зол. На всех и на вся. Его вытащили из дома на усиление, он не любил Изменённых, ещё больше не любил толпу с её простыми и быстрыми мыслями. И меня он не любил, я ведь одновременно был и частью толпы, и одним из молодых бездельников-сёрчеров, и, в его представлении, немножко Изменённым.

С другой стороны, он яростно ненавидел тварь, убившую его товарищей. А я эту тварь завалил, такая информация всегда расходится…

А ведь я действительно ощущал его мысли. Гнездо помогало?

Чувствовал, понимал — отстранённо, с лёгким раздражением, без сочувствия или симпатии, но словно зажёгся во мне какой-то яркий огонёк, высвечивающий всё и вся. Как тогда, с двумя незадачливыми грабителями у Комка.

И я ощущал каждое движение, которое может сделать он и которое сделаю я. Его не сбить так просто с ног, и пластины брони не пробить даже пулей, но если легонько толкнуть вот так, и дёрнуть здесь… кстати, в баллоне — похожая на напалм смесь, их экипировали по «красному коду»…

Я вздрогнул.

Не собираюсь я драться с человеком, который пусть и нехотя, но защищает Гнездо.

— Пропустите, — сказал я. — Это нужно сделать.

Он всё ещё колебался.

В этот момент двери сдвинулись, под дождь выскочила Наська. Босиком, без зонтика. Мрачно дошлёпала до нас, разбрызгивая воду из луж, быстрым рывком отстранила силовика. Я услышал взвизг моторов, когда ладошка куколки сдвинула сто с лишним кило мышц и пластиковой брони.

— Это ко мне! — заявила Наська, беря меня за руку.

Толпа заволновалась, задвигалась. Люди обнаружили, что по меньшей мере одна из куколок жива, и загалдели.

Силовик рефлекторно попытался схватить Наську. Та отбила его руку и завопила:

— Ты чё с ребёнком дерёшься? Здоровый жлоб, не стыдно?

Полицейский сдался. Отошёл на шаг, раздражённый и обрадованный одновременно. Драться с Изменёнными у него, конечно же, полномочий не было, появление Наськи позволило ему выйти из ситуации.

— Спасибо, малявка, — сказал я, торопливо входя в Гнездо.

— Спасибками не отделаешься, — сообщила Наська, отряхиваясь, будто щенок. — Откуда их столько набежало?

— Сам в ужасе.

В фойе были все наши, кроме трёх новых куколок. Я кивнул Дарине — мрачной, напряжённой, стоящей рядом с Миланой. Не удалось ей поспать.