Семь демонов

Солнце достигло зенита, так что стены палатки не отбрасывали ни малейшей тени. Все члены экспедиции отправились отдыхать, что он и сам с удовольствием сделал бы. Кроме бесконечных песчаных холмов, вокруг не было ничего, что могло бы его хоть немного развлечь. Когда мучительная жара и смертельная скука начали его одолевать, он снова подумал о деньгах.

Когда гафир услышал шорох за спиной, он обернулся. Белая стена палатки ослепила его. Он затаил дыхание и прислушался. Что-то тихо и плавно передвигалось внутри палатки.

Он метнул быстрый взгляд на лагерь. На улице никого не было и ничто не шевелилось. Единственным звуком под безбрежным океаном безоблачного неба был слабый гул генератора.

Только в палатке что-то продолжало царапаться и скрестись.

Гафир не отрывал слегка прищуренных глаз от входа в палатку. Он не мог себе представить, чтобы что-то проскользнуло мимо него внутрь. Значит, где-то была дыра.

С ружьем наперевес он медленно обошел палатку, выискивая своим здоровым глазом дырки в брезенте и то и дело останавливаясь, чтобы прислушаться к шуршанию внутри. Что бы это ни было, оно было или очень большим или его там было много.

Когда гафир вернулся на прежнее место, его губы искривились в злорадной усмешке. Он уже давно хотел на деле испытать свое ружье и подстрелить хотя бы несколько крыс.

Осторожно, чтобы они от него не ускользнули, он приоткрыл дверной полог и вошел в полумрак палатки. Через щель внутрь проникло немного дневного света, осветившего ящики, табуреты с высокими сиденьями и рабочие столы. Он пробежался глазами по полу, но ничего не заметил. Внезапно кто-то ударил его и вырвал из рук полог. Дверь закрылась, и в палатке мгновенно стало темно. Гафир успел только испуганно вскрикнуть, как кто-то выхватил у него ружье, и черный силуэт вырос перед ним — он был темнее, чем свет в палатке, и настолько ужасным и огромным, что у гафира подкосились ноги.

С перекошенным от страха лицом египтянин бросился на колени. Незнакомец грозно возвышался над ним, уставившись на него продолговатыми глазами. Он поднял свои гигантские руки. Гафир прошептал: «Аллах…» — и оцепенел.

Марк вытянул перед собой руку с фотографией Нэнси и долго рассматривал ее. В его воображении она была как живая, и он перебирал в памяти счастливые моменты, проведенные вместе с ней: их первую встречу, выходные дни в Санта-Барбаре, ночные купания в морском прибое на южнокалифорнийском побережье. Ему бы хотелось, чтобы она была сейчас здесь и лежала вместо Рона на кровати рядом с ним. Они могли бы любить друг друга, пока все остальные спят. У Марка устала рука, и он опустил ее.

Нет, все было бы совсем не так, как он рисовал себе в своем воображении. Нэнси не стала бы здесь спать с ним. Походную кровать она сочла бы неудобной, она бы с трудом выносила жизнь в лагере и была бы постоянно всем недовольна.

Тут ему вспомнилась Жасмина, ее темные, влажные глаза, ее коричневая кожа. Какой все-таки хрупкой и ранимой она казалась. В последнее время Марк все чаще думал о Жасмине Шукри.

Высокий, пронзительный крик прервал послеобеденный отдых Марка. Он прозвучал как голос совы или сокола. Но когда крик повторился, Марк понял, что это был человеческий голос. В одно мгновение они с Роном были уже на ногах.

Когда они выскочили на солнечный свет, который на время ослепил их, они заметили и других членов экспедиции, пробегающих мимо них. Они услышали взволнованный голос Холстида и потом снова истошный, похожий на птичий крик.

Марк и Рон побежали вслед за остальными и увидели старую Самиру, которая, как черные крылья, раскинула руки в своем широком платье и, устремив глаза к небу, пронзительно завывала. У ее ног лежало человеческое тело.

— Боже мой! — крикнул Рон. — Что это?

Марк внезапно остановился. Ужас как будто парализовал его. На песке, прямо перед лабораторией, которую он должен был охранять, лежало скрюченное обнаженное тело гафира. Его лицо, с застывшими, вытаращенными глазами и испуганно перекошенным ртом, все было покрыто какой-то коричневой жидкостью, которая вытекала у него изо рта и капала на песок. Его руки и ягодицы были тоже измазаны этой жидкостью.

На мгновение Марку показалось, что земля уходит у него из-под ног. Потом он снова овладел собой и заметил остальных — полураздетые, они стояли, застыв от удивления.

Холстид попятился назад и схватился за живот, его начало рвать.

Хасим ель-Шейхли, так же как Рон и Марк без рубашки, повалился на стену палатки и медленно сполз на землю.

Марк огляделся в поисках Абдулы. Угрюмый египтянин только что появился. Он стоял чуть в стороне и затуманенным взором смотрел на обезображенное тело гафира.

— Марк! — прошептал Рон. — В дневнике Рамсгейта…

— Да замолчи ты! — Марк повернулся к своему бригадиру. — Абдула!

Абдула Рагеб подошел к нему:

— Да, эфенди?

— Что здесь произошло?

— Не знаю.

Марка трясло от злости.

— И ты не имеешь понятия, кто это сделал?

Выражение лица египтянина оставалось непроницаемым.

— Нет, эфенди.

— Убери тело, Абдула, разыщи его семью и взгляни, не украдено ли что-нибудь из палатки.