Семь чудес преступления

– Я здесь прочитал, что висячие сады Вавилона возникли как творения, противостоящие природе потому, что растения находились над головами людей. Или еще: Фидий, создавший огромную статую Зевса в Олимпии, надолго победил богов Олимпа. А Родос с его Колоссом олицетворял собой своего рода второго Гелиоса, а затем… черт меня подери! Это же практически слова сообщения! По поводу пирамиды Хеопса там говорится, что люди вознесутся к богам!

– Все это замечательно, Ахилл, – одобрительно заметил Оуэн, изобразив подобие улыбки. – Но что вы поняли из всего этого? Что убийца читал Филона? Разве это удивительно для мастера преступлений?

– Нет, но все же я считаю, что это приоткрывает нам его личность.

– Его личность скрыта от нас. И мы должны во что бы то ни стало распознать его лицо!

– Я думаю, он любит прекрасное…

– Его эстетическое чувство нам известно, и не надо больше ничего доказывать. Но зачем вы мне говорите все это? – добавил Оуэн, бросив на меня косой взгляд.

– Из-за одной фразы того же самого Филона. Скорее всего безобидной, но не знаю, почему, только мне кажется, что она связана с нашей загадкой… «Красота, как и солнце, когда оно появляется, мешает видеть то, что ее окружает».

Оуэн, заинтригованный, подался вперед и медленно повторил эти несколько слов, смакуя каждый слог, а затем вынес свой вердикт:

– Очень интересно, Ахилл. Вам удается, хотя и очень редко, быть на высоте, и я радуюсь, что когда-то выбрал вас в качестве друга. Очевидно, эта фраза привлекла ваше внимание из-за слова «красота», связанного с «чудесами», о которых мы все время говорили, а также из-за солнца, которое мы тоже часто упоминаем. А еще эта зона, «которую нельзя увидеть», но она, естественно, относится к истине, которую мы так долго ищем…

Оуэн внезапно вскочил и начал быстро шагать по гостиной, соединив у рта кисти рук, крайне сосредоточенный.

– В этих словах есть своего рода вызов, – наконец заговорил он. – Парадоксальный вызов, игра света, создающего такую ослепительную красоту, что она освещает темные зоны, но в то же время затемняет их все тем же блеском. Это прекрасное разоблачающее солнце, которое, с другой стороны, отменяет теорию Амели Долл, согласно чему ее любимый Гелиос постоянно создает свет вокруг себя…

– Черное солнце в некотором роде?

– Может быть, но я предпочитаю видеть освещенное место и противостоять этому парадоксу. И нет ничего парадоксального, если придерживаться того, что красота, когда она появляется, затмевает все вокруг, потому что приковывает к себе все взгляды. А солнце, по существу, создает свет, когда появляется на небосклоне. Оно подчеркивает красоту вокруг себя и тем самым ослепляет нас…

Оуэн внезапно остановился, повернулся ко мне и буквально выкрикнул эти слова:

– Вы понимаете, Ахилл? Мы ослеплены красотой! Это и есть вызов: преступления, блестящие, как звезды на небе, струящиеся золотом, утонченные и свежие, как цветы, унизанные жемчугом росы, настолько прекрасные, что они мешают видеть нам истину!

– Все это очень хорошо, – сказал я, помолчав. – Но больше-то мы ничего об этом не знаем!

– Может быть, – заметил Оуэн с горькой улыбкой, – но убийца играет с огнем! С большой дерзостью часто приглашая нас полюбоваться его произведениями искусства, он кончит тем, что сожжет себя!

Инспектор Уэдекинд, сидя в кабинете Скотленд-Ярда, размышлял о положении дел с таким лихорадочным рвением, что каждое мгновение рисковал разрывом вены, неестественно вздувшейся у него на виске. Он постоянно консультировался со своими сотрудниками и узнавал новости от агентов, которые сменяли друг друга на подходах к усадьбе Северн-Лодж. Сейчас оттуда после дежурства прибыл рыжий сержант Джонсон, молодой человек с открытым взглядом.

– Вот уже шесть дней прошло, как нам прислали эту проклятую картину, – ворчал Уэдекинд, жуя свою сигару. – И ничего! Что-то наш убийца не выполняет своих обязательств!

– У него связаны руки! – уверенно заявил Джонсон.

– Откуда он может знать о слежке? Я официально приказал, чтобы вас никто не видел!

– Мы делаем все возможное, – ответил Джонсон. – Но нас может увидеть какой-нибудь человек из деревни и шепнуть пару слов Брукам, а они, оценив ситуацию, поймут, что мы там не для того, чтобы слушать пение птиц.

– Надо просто наблюдать за выходом подозреваемых из дома и при случае следить за ними!

– Мы именно этим и занимаемся. Но до сих пор не наблюдалось ничего подозрительного. Мистер Денхем два раза ездил в город. Первый раз в лавочку, второй раз в паб. Мистер Брук-младший отправился в Лондон только один раз, чтобы прогуляться возле Стренда. Те, кто следил за ним, уверены: он ничего не совершал.

– А по ночам?

– Мы слышим малейший шум. И вряд ли им известно, где находится наш наблюдательный пост. Мы предельно бдительны, несмотря на лес, прилегающий к усадьбе. Находясь на достаточном отдалении от дома, мы контролируем все стратегические места…