Семь чудес и временной разлом

– Этим словом в Атлантиде обозначали правителя. Слово «омфалос» можно было применить как к королю, так и к королеве. Как это называется в вашем языке – именной суффикс? – Торквин улыбнулся. – Полагаю, вы уже встречались с моим очаровательным супругом Ула’аром.

Я не знал, то ли мне смеяться, то ли шлепнуть себя по лицу, чтобы проверить, вдруг я сплю.

– Чувак, не знаю, что дали тебе курнуть эти стариканы, – с этими словами Марко вновь поднял меч, – но ты Торквин. Виктор Рафаэль Квинонес. Ты не замужем и никогда не мог быть замужем за королем Ула’аром, жившим в Атлантиде тьму столетий назад. И без обид, Торк, ты никак не тянешь на Омфалоса. А теперь стяни с себя этот наряд, разбуди Элоизу, и давайте все уберемся отсюда. Нам еще надо разобраться со Сфинксом и зеленой глыбой.

Торквин поднял палец, и Ищис вылетел из ладони Марко. Развернувшись в воздухе, он лег рукоятью в руку Торквина, и тот опустил меч кончиком в пол.

– Чувак, ладно, как знаешь, – опешил Марко.

– Ваш любимый Торквин вернется к вам в надлежащий срок, – сказал Торквин. – Вы смотрите на его оболочку. Слышите его голос. Потому что я, Калани, более не существую в своей изначальной форме. Мое сознание, как бы это сказать… лишилось пристанища. Поэтому я на время одолжила тело вашего большого друга. У него есть свои преимущества, стоит признать. Но произносить слова этими непривычными к столь тонким движениям губами весьма нелегко.

– Да уж, наверное, – пискнула Нирвана.

Ну все. Хватит. Достаточно.

У меня голова раскалывалась. Мне необходимо было во всем разобраться. Значит, Омфалосом была Калани – все это время. Но сейчас Калани находилась внутри Торквина – что объясняло его странное поведение в последнее время. Сама эта мысль была безумной. Невероятная и не желающая укладываться в голове, она металась у меня в мозгу как потерявшая ориентацию в пространстве летучая мышь.

– Ты не веришь мне, мой золотой мальчик, – сказала Торквин-Калани, подходя ближе. – Однако ты наблюдал последствия проклятия Массарима, наложенного на моего супруга, которого безжалостного заточили в каменную статую.

– О-он проклял и вас тоже?! – ужаснулся я.

– О, да, – ответила Калани. – Массарим больше всех восхищался локули, после того как я их создала. Мне нравилось смотреть, как он радуется, летая, исчезая и творя все остальные чудеса, которые позволяли локули. Караи отнесся к плоду моих трудов с настороженностью, но моя гордость не дала мне к нему прислушаться. В тот момент я, Калани, вознесла себя над самой природой, приручила и обуздала ее! Но по мере того как все новые армии осаждали Атлантиду, как на нас обрушивались все новые землетрясения и погодные катаклизмы, упреки Караи были наконец мной услышаны. Он обвинил меня в том, что своими вмешательствами я породила возмущения в Телионе.

– Стойте, – перебил я. – В Телионе?

– Так мы назвали энергию, которая просачивалась через великий разлом, – пояснила Калани. – И эта энергия, как вам известно, являлась источником всего хорошего и прекрасного в Атлантиде. Тогда, благодаря мудрости Караи, я осознала, что локули должны быть уничтожены. Но когда я попросила Массарима вернуть их, он разозлился и воспылал местью. И так я узнала, что он тайно изучал магию, о существовании которой я даже не подозревала.

– Он наказал меня, свою родную мать и королеву. Обрек меня на вечную жизнь в качестве павшей королевы, худшее существование из всех возможных. После моей физической смерти мое сознание было проклято на полное слияние со всем, что осталось от Атлантиды. Со временем я научилась вселяться в тела низших живых существ, в крыс, стервятников, крабов и насекомых. Столетия ушли у меня на то, чтобы набраться достаточно сил для овладения созданиями более сложными. А когда я наконец научилась вселяться в обезьян на острове, фортуна начала поворачиваться ко мне лицом.

– То есть те обезьяны, что провожали нас через джунгли в безопасное место, когда мы в первый раз пытались сбежать из Института Караи… – понял я. – Они казались такими развитыми…

– А, всегда пожалуйста, – усмехнулась Калани. – Меня воодушевило прибытие Германа Вендерса, не говоря уж о строительстве Института Караи. Я многому научилась, следя за ними в своих животных обличьях. Можете себе представить, как ничтожны были мои возможности как ученого из-за пребывания в столь примитивной физической форме. Но за последнее столетие с помощью особенно сообразительных шимпанзе мне удалось незаметно для людей украсть немало средств связи, на основе которых в итоге я создала свое собственное коммуникативное устройство. Только вообразите! Не владея способностью к речи, я могла с помощью сообщений общаться с Радамантусом и остальными! К моменту твоего прибытия на остров, Джек, я была в шаге от решения самой насущной своей проблемы – переноса сознания от обезьяны к человеку. Прорывом для меня стал Торквин.

– Кто бы сомневался, – пробормотал Марко.

– И поэтому вы отозвали Торквина в Нью-Йорке, когда мы спасались от теней Артемисии, – дошло до меня.