– Истощение силы – дело рук матери, не моих, – продолжаю я. – Она разрушила Атлантиду. Оставь мы локули там, и они бы затонули вместе со всем континентом. Лишь забрав их и спрятав в безопасных местах – украв, как ты изволишь говорить, – мы сохранили надежду на восстановление нашей родины. Умы будущего, великие умы, что во многом превзойдут наши, найдут способ. Я не ищу славы, я не настолько глуп. Я хочу сохранить локули для будущих поколений в самых удивительных произведениях человеческой мысли и рук. – Я указал на мраморный блок впереди. – Узри Зевса, отец! Разве он не выглядит как живой человек?
Ни на человека, ни тем более живого этот кусок мрамора никак не походит. В нем едва можно различить спинку огромного трона и грубые линии того, что однажды, согласно задумке, станет объемным изображением могущественного бога. Зодчих больше привлекала идея Зевса стоячего, но ни один храм не смог бы вместить подобную величественную скульптуру. Поэтому он сидит на достойном его царском троне, надежно утвердив ноги на постаменте. Его посох высекли отдельно, и сейчас он стоит сбоку от мраморного блока. Рядом с локулусом силы.
Вот что я хотел, чтобы отец увидел.
Морщины на его лице углубились, глаза остекленели. Как долго я ждал этого момента! Все то время, что прошло с побега с Атлантиды, я наращивал собственные силы.
IMMOBILITUS.
Ноги моего отца приросли к земле. Он пытается сдвинуться с места, чтобы добраться до локулуса, но не может.
– Я не позволю! – кричит он. – Я приказываю тебе вернуть его мне!
– Я не твой воин, – отвечаю я.
– Ты мой сын! – ревет он.
Меня разрывает от острого чувства вины. Должен ли я проявить милосердие? Его слова тяжким грузом ложатся на сердце.
Но смерти тысяч атлантийцев тяжелее.
Мне предстоит еще много работы. Нужно завершить строительство. Меня не остановить. Никаким армиям. И даже самому Ула’ару.
– Ты предпочтешь, чтобы этот локулус оказался в твоих руках, а не в руках Зевса?
– Сейчас же! – бушует он.
– Я исполню твое желание, отец, – говорю я. – Прямо сейчас и на веки веков.
Я чувствую, как сила поднимается от моих ступней и заполняет мое тело. С ней приходит боль. Острая, до слепоты. Я протягиваю руку к отцу и чувствую сильнейший разряд, точно сотня ножей устремляется по моим венам.
Отец в шоке распахивает рот. Его ноги отрываются от земли, и он взлетает.
Он кричит. Я еще никогда не слышал от него панических криков. Я знаю, что это наша последняя встреча.