Семь бесов в бочке меда

Липа осторожно положила на свободную чашу самые легкие из фигурок, тяжелую черепаху она закинула в чашу с шаром. Но весы никак не отреагировали. Последующие полчаса она тасовала фигурки то так, то эдак, но механизм упорно отказывался работать. А Липа с тем же упорством перебирала комбинации, понимая, что у нее тяжелых предметов целых три, а в сумочке лежит только один цветок, оставшийся от брошки. И в глубине души витал страх, что ничего у нее не получится.

– Черт бы вас всех побрал! – в отчаянии выкрикнула она и со злостью швырнула всю охапку фигур в пустую чашу.

– О, ну конечно. – Липа, скрестив руки на груди, наблюдала, как та накрылась куполом. – Вот теперь заработало. Все дело в символизме, да? Типа все грехи на одну сторону, и никак иначе?

Заполненная чаша опустилась к самому низу.

– Ох, какая я плохая девчонка! Грешила, не переставая!

Она засмеялась, но тут же подавилась всхлипом и снова хихикнула:

– Смотрите-ка, я даже хуже, чем гордец Виктор. Унылая вся такая. О, и еще развратная!

Липу сотрясла волна очередного истерического хохота:

– Эй, Антон! И кому тут надо поменьше стесняться в постели, а?! В отличие от вас с Ники, чертовы организаторы меня высоко оценили! Такого увесистого козлика выдали! Тыг-дык, тыг-дык.

Она проскакала вокруг весов, а потом резко остановилась, словно ударившись о невидимую стену. Замерла, шмыгнув носом. Вдохи получались рваные и резкие. Руки по-прежнему дрожали, но в голове понемногу прояснялось.

– Господи, неудивительно, что любитель муравьев – полный псих. Сколько уже его тут держат?

Отдышавшись и немного придя в себя, Липа, вновь ощутила пульсирующую боль в ноге, но, стиснув зубы, приблизилась к чаше с шаром и осторожно опустила в нее вторую половинку броши.

– Вот и все. Момент истины.

Весы качнулись, меняя положение, чаша с шаром поползла вниз… но так и не достигла пола, замерев в сантиметрах тридцати от него.

– Так я и думала. Ну и что теперь?

Простояв так невесть сколько времени, она выудила из сумочки телефон и положила в чашу. Тут же взметнулся голубой всполох, оставляя от аппарата горстку пепла.

Липа не сдержала крепкого словца. Затем она отстегнула сумку с пояса и вытряхнула на пол немногочисленное содержимое.

«Может, монетка подойдет?»

Но пятирублевый кругляш тут же сгорел, пораженный током.

– Мда-а. Маловата взятка, да?

Больше ничего толкового среди вещей не нашлось, но Липа продолжала отправлять на сожжение кредитные карты, чеки, помаду, словно принося в жертву неизвестным богам всю свою прошлую жизнь.

Ничего не сработало.

Прихрамывая, она принялась бродить от витража к витражу, всматриваясь в пройденные локации. В крипте парнишка чесал затылок и недоуменно таращился на абсолютно черную карту, оставшуюся возле саркофага. Он то и дело окликал бабушку, но та не отзывалась. В комнате со змеями девушка, пережившая нападение маньяка, бесстрашно шарила рукой в бочке. На ее заплаканном лице теперь отражалось непоколебимое упорство. Она даже вытащила из бадьи парочку ужей и небрежно отбросила их в сторону – видимо, мешали тянуть рычаг. С потолка и правда опустилась веревочная лестница. Никакой воды, никакого исполинского монстра с агрессивно поднятым гребнем… На фуд-корте пили, ели и веселились, но знакомых лиц Липа не заметила. Остальные витражи демонстрировали лишь пустоту помещений за ними.

Что делать дальше – Липа не понимала. Слез больше не было, как и сил – ни моральных, ни физических. И тогда она проковыляла к двери, подальше от площадки с несговорчивыми весами, и уселась на пол, прижимаясь к стене. Немного подумав, легла на бок, подложив под голову пустую сумку. В голове стоял туман, бедро горело огнем. Липа начала его несильно растирать и под мерные движения провалилась в беспокойный сон, полный боли, страха и грустных воспоминаний.

Спустя какое-то время она вздрогнула и проснулась, села, оглядываясь по сторонам, но ничего в часовне не поменялось. Сколько она проспала, было непонятно: часов в комнате не имелось, а все окна вели в другие помещения, а не наружу. Но Липа почувствовала, что немного взбодрилась. Нервное напряжение, которое сковало ее после исчезновения Виктора, начало понемногу развеиваться.

– Виктор… Я ведь даже фамилию твою не спросила!

Она удрученно вздохнула и, опираясь на стену, поднялась. Затекшие ноги тотчас прострелило тысячами крошечных иголочек, а успокоившееся было бедро вновь отозвалось глухой болью.

Разминаясь, Липа вновь обошла часовню по кругу, заглядывая в витражи – кое-где картина «зазеркалья» поменялась.

Вторая студентка, которую недавно привез Рон, Юлия, отыскалась на фуд-корте в компании веселого конюха, хрустящего круассана и чашки кофе. Желудок Липы болезненно сжался и предательски заурчал. Ей показалось, что даже сквозь стеклянную преграду до нее долетел аромат обжаренных кофейных зерен. Стараясь не обращать внимания на грызущее чувство голода, она укоризненно покачала головой:

– Юля-Юля, ты так нужна была своей подруге в донжоне, а ты…