Семь атаманов и один судья

Пожалуй, не один Азамат так подумал. Вожатая сама тоже вдруг почувствовала, что не пришлась она ко двору. Но уже было поздно что-то исправить. Желая во что бы то ни стало схватиться за тонкую нитку, которая вот-вот порвется, она повернулась к Кагарману, сидевшему рядом.

— Вот ты кто?

— Он никто, — хихикнула Тамара.

— Как так?

— Он не с нашей улицы. Он гость своей тетки. — Сам он не может, что ли, ответить?

— Не может. Он молчун.

— Короче говоря, антиболтун! — добавил Борис-Кипарис.

— Как тебя звать, антиболтун?

— Борис-Кипарис. У меня самое лучшее прозвище. Даже мне самому оно нравится.

— Ой, Камал мне по ноге саданул!

— Она сама первая начала.

— «Саданул» — некультурно.

— Мне поручено с вами поближе познакомиться и найти общий язык. Так, дети…

— Слушайте, она хочет с нами познакомиться!

— Мы не дети, а ребята!

— Итак, ребята…

— Дайте же ей сказать! Разве не видите, что она хочет что-то сообщить?

— Он мне опять по ноге саданул!

— Не слушайте ее, она представляется.

— Земфира, тебя твой шкипер зовет…

— Я же не сама напросилась к вам, а меня прислали! Вызвали и сказали: «Будешь вожатой!» — пожаловалась Красный берет.

После чего всем расхотелось говорить. Все будто по уговору уставились на носки своих башмаков.

Один Борис-Кипарис не растерялся. Ему по штату положено быть изворотливым. Он опять решил, наверное, умыть руки.

— Меня тут не было, — сказал он. — Я ничего не слышал. Я пошел.

— Ты куда? — будто испугалась Земфира.

— У меня есть такая слабинка — дрыхнуть после сытно го обеда.

Все это, конечно, липа. Никакой у него такой привычки нет.

Вожатая совсем опешила:

— Что же я отвечу Нафисе?

Камал деловито справился:

— Кто она такая? Между прочим, мы с ней не знакомы.

— Нафиса — секретарь райкома.

— Так и объясните ей, как было: дескать, не приняли. Вот каким отважным заделался Камал!

Девушка поднялась с бревна, долго стряхивала со своих красных шаровар пыль, которой вовсе не было.

— Вижу, что не подошла, — произнесла она, не глядя на ребят.

Девчонкам стало жаль ее. Но Камал вовсю распетушился:

— Можете сказать еще, что мы вас забраковали…

Ребятам понравилось браковать вожатую. Наверное, потому, что это не требует большого ума. Браковать человека, пожалуй, легче всего на этом белом свете.

Всем говорунам говорун!

В древней Спарте, утверждают историки, был закон, карающий за злоупотребление… красотой. На Последней улице тоже был свой закон, карающий… похвалой.

— Отшил так отшил наш Камал Красный берет! — разорялся Борис-Кипарис, незаметно подмигивая ребятам. — В его честь предлагаю гип-гип, ура!

Ребята, конечно, поддакивали. Старались пуще прежнего.

— Пацаны, шапки долой!

— Вспомним, какого перца дал!

— Она даже очухаться не смогла. Верно ведь, ребята! Камал был падок на лесть. Он не только не отказывался от почестей, но как будто еще и напрашивался на добавочную порцию.

— Пусть только подвернется еще такой случай… Наивные мальчишки никак не предполагали, что им подвернется такой случай еще не один раз, притом в самом скором времени.

— Смотрите, моторная лодка прямо на нас прет! — указал Азамат на середину реки.

Все глянули на бело-голубую лодку, на которой во весь рост стоял человек в белом костюме, словно капитан в белом кителе. А моторист, конечно, сидел.

Ребята не успели ни о чем подумать.

Даже тогда, когда лодка плавно уткнулась в мель, никто не раскрыл рта. Парень, одетый во все белое, тем временем легко соскочил на берег.

— Сознавайтесь, кто тут забраковал вожатую? — спросил он, широко расставив ноги, как настоящий боксер. А может, он и был боксером?

Как тут не растеряться?

— А если это мы? — хихикнул Камал, предусмотрительно спрятавшись за спины ребят.

Прием никак нельзя было назвать любезным. При такой ситуации любой бы опешил, только, видимо, не этот парень. Он даже глазом не моргнул.

— Так что меня не подвел нюх, явился точно по адресу, — проговорил он как ни в чем не бывало. — Как я предполагаю, передо мной главные зачинщики? Прекрасно! Сейчас я всыплю вам по первое число.

— По какому такому поводу? — донесся невозмутимый голос Камала.

Мальчишка явно начал дерзить. Такое заявление могло бы вывести из равновесия даже самого хладнокровного человека. Но парень, наверное, был неуязвим.

— Последняя улица и вожатый — это на первый взгляд несовместимые понятия, по-научному говоря, парадокс, — сказал он. — Но, учитывая даже это обстоятельство, мы не можем оставить вас без нашего влияния.

— Про парадокс ты здорово ляпнул! — взвизгнул Борис-Кипарис.

Говорун хоть бы покосился на озорника! Про то, чтобы одернуть или обидеться, и подумать не подумал.

— Я не скрою, что приложил руку к тому, чтобы у вас был свой вожатый. Притом…

— Какую руку?

Говорун даже не повел ухом. Он, пожалуй, привык прислушиваться лишь к собственным словам.

— В последнее время на вашей улице происходили всякие события. Ошалели, видимо, оттого, что сами себе предоставлены. Где это видано, чтобы на советской улице жил вор, наследие капитализма?

— Ты неповторим! — гаркнул Борис-Кипарис. — Валяй в том же духе.