Сельва умеет ждать

Он, Кристофер Б. Руби, дипломированный юрист, стряпчий и ходатай по всем вопросам, старший компаньон адвокатской конторы «Руби, Руби энд Руби» (Конхобар), битых полторы недели стоял по колено в грязи, выбелив по идиотскому местному обычаю голени, стоял среди бомжей, наколотой шпаны и опущенных алкашей, с каждым днем все острее ощущая перспективу остаться здесь навсегда, потому что космоскутер, доставив его, убыл, а «пассажиры» почему-то не летают. Но даже если бы и летали, билет хотя бы до Муванги стоит сто тридцать три креда, а тут это все равно что миллион на Конхобаре или миллиард на Земле. Нет, креды-то у него были. Сперва. Пока в его жизни не появилась эта сучка. Нюнечка…

Впрочем, к исходу недели Крис перестал думать об умном. Он просто хотел есть, а от ночевок в сырой канаве появился лающий кашель, и юрист Кристофер Руби был готов на любую работу по специальности, вплоть до подкупа присяжных, запугивания свидетелей и защиты серийного маньяка с набором бритв и коллекцией детских гениталий…

Он был готов на все. А эта блядская планетка, представьте себе, не испытывала потребности в дипломированных юристах. Требовались кувалдьё за две секции в час, шпалоукладчики за три и землекопы — за три с полушкой, но покончить самоубийством можно было и быстрее, без ненужных мучений…

К чему, собственно, дело и шло.

И когда явившийся на рассвете десятого дня ада громадный мужик в светло-сером мундире, коротко переговорив с маклером и задав пару вопросов дипломированному юристу, поманил его пальцем, Кристофер Руби бросился за гигантским паланкином, словно собачка, почуявшая запах колбасы, боясь одного — что ноги, ставшие в последнее время ватными и непослушными, откажут служить именно сейчас и дивное виденье растворится в потеках серенького валькирийского дождика.

А потом была работа.

По специальности.

Очень много интересной и трудной работы, совсем не пугавшей Кристофера Руби…

— Маэстро Кпифру в своем репертуаре, — приглушенно сказали в третьем ряду. — Слишком много самодостаточной символики.

— Отнюдь, — возразили в пятом. — Скорее реминисценции по мотивам Дарковского.

— В ущерб смыслу, — хихикнули в третьем.

Крис негодующе обернулся.

— Прекратите же!

Представление близилось к финишу.

Кульминация жестокой мелодрамы с битвами, переодеваниями, погонями, подмененными младенцами и героическим майором действительной службы Никосом-Ойгеном Грасиосисом, многократно споспешествующим спасению захваченного инсургентами в плен благородного юноши, гидальго дона Родриго, давно миновала. На фортифицированной посадскими умельцами сцене, треща, рушились и пылали в бенгальском огне редуты и контрфорсы злодеев, а десяток коммандос с шевронами спецподразделения «Чикатило», браво выпрыгнув из фанерного чрева крайне потрепанного в боях, но, вопреки невзгодам, недосокрушенного космофрегата «Левиафан», повергали во прах жалко кающегося за содеянное вожака инсуррекции, по ходу финальной сцены вызволяя из темницы мрачной и сырой леди Аннабель-Ли, прекрасную и златокудрую возлюбленную дона Родриго…

— Браво! — возгласил шеф канцелярии. — Бис!

— Право! — вскинулся премьер-министр. — Пис!

— Пис-пис-пис! — наперебой подхватили министры.

Рукоплескали долго, вдохновенно, вынудив труппу выйти на поклон раз десять, а то и все двенадцать. Столкнувшись взглядом с Крисом, чебурек в тюрбане приятельски моргнул и послал персональный воздушный поцелуй.

— Засим желающие могут выйти в фойэ, — прокричал Пьеро сквозь обилие навеянных спектаклем слез, — и выкурить пахитоску или иное табачное изделие в то время, когда трио бандуристов «Кобзарэви стогны» исполнит для пожелавших остаться на занимаемых местах Третью Патетическую сонату маэстро Людвига ван Бетховена, именуемую также «Аппассионатой», в аранжировке маэстро Кпифру…

Вновь явившийся взорам джинсовый абориген отвесил публике поклон, после чего, оставив пост, направился к деревьям, на ходу извлекая из-за пазухи туго набитый кисет, кремень и кресало.

Чуть поразмыслив, Крис решил остаться наедине с классикой.

Жалеть не пришлось. Возможно, на чей-то вкус «Обретение рая», приспособленное к тамтамам и тростниковым свирелькам, и выглядело несколько вызывающе, но Вангелис есть Вангелис, и когда Пьеро снова призвал присутствующих к тишине, господин Руби ощущал себя уже вполне благоудовлетворенным, о Нюнечке же временно забыл вовсе.

— А сейчас глубокоуважаемой публике предлагается на четверть часа пройти в буфетную, после чего по многочисленным просьбам поклонников ее замечательного таланта выступит несравненная Дусенька, — партер, успевший за перекур поднакопить силенок, заметно оживился, — супруга всеми нами уважаемого гражданина Небого Панфера Панкратыча, смотрящего третьего специального блока морально-оздоровительного учреждения «Алабама»!

Взоры публики скрестились на сухоньком старичке в долгополом старообрядческом кафтане.