Сельский врач

– Не называйте меня капитаном Блюто! – прервал его Женеста, вскакивая и этим порывистым движением явно выказывая недовольство собою. – Никакого капитана Блюто нет, а я просто негодяй!

Бенаси с живейшим удивлением взглянул на Женеста, который метался по гостиной, как мечется шмель, когда старается выбраться из комнаты, куда залетел нечаянно.

– Так кто же вы, сударь? – спросил Бенаси.

– В том-то и дело! – отвечал офицер, снова усевшись против врача, но не решаясь посмотреть на него. – Я вас обманул, – продолжал он взволнованным голосом. – Солгал первый раз в жизни и жестоко наказан, потому что теперь язык у меня не повернется объяснить вам, зачем я приехал, зачем занялся гнусным шпионством. После того как я, можно сказать, заглянул вам в душу, мне легче получить пощечину, нежели слышать, что вы называете меня капитаном Блюто. Вы-то, конечно, простите мне эту ложь, но я себе никогда ее не прощу, ибо я, Пьер-Жозеф Женеста, ради спасения собственной жизни не сказал бы неправды и перед военным судом.

– Вы – майор Женеста? – воскликнул Бенаси, вставая. Он взял руку офицера и, от всего сердца пожав ее, продолжал: – Сударь, вы сейчас сами сказали, что мы были друзьями, еще не познакомившись. Мне очень хотелось встретиться с вами, ведь мне про вас много рассказывал господин Гравье. Он вас называл героем Плутарха.

– Куда мне до Плутарха! – отвечал Женеста. – Я вас не достоин и готов поколотить себя. Я должен был напрямик выложить вам свою тайну. Впрочем, я хорошо сделал, что надел личину и приехал сам собрать сведения о вас. Теперь-то я хоть знаю, что должен молчать. Вам было бы тяжело, когда б я действовал открыто. Боже меня избави хоть чем-нибудь огорчить вас!

– Помилуйте, майор, я ничего не понимаю!

– Продолжать не стоит. Я ничем не болен, я превосходно провел день и завтра уеду. В Гренобле у вас теперь будет одним другом больше, и другом надежным. Кошелек, сабля, кровь Пьера-Жозефа Женеста к вашим услугам. Вообще же слова ваши упали на хорошую почву. Вот выйду на пенсию, отправлюсь куда-нибудь в захолустье, стану мэром и постараюсь подражать вам. У меня нет ваших знаний, но я буду учиться.

– Вы правы, сударь, землевладелец, взявшийся за исправление какого-нибудь изъяна в хозяйстве общины, пусть самого незначительного, приносит краю не меньше добра, чем наилучший врач; один исцеляет недуги людей, другой врачует раны отечества. Однако ваши слова живо затронули мое любопытство. Скажите, не могу ли я быть вам полезен?

– Полезен? – взволнованно повторил офицер. – Боже мой, дорогой господин Бенаси, я не смею и заикнуться о той услуге, о которой приехал просить вас. Послушайте, немало я на своем веку поубивал христиан; но можно убивать людей в сражении, а сердце иметь доброе; хоть с виду я и грубоват, но кое-что еще способен понять.

– Да говорите же.

– Не скажу, не хочу заведомо огорчать вас.

– Я умею переносить страдания, майор.

– Дело идет о жизни ребенка, – сказал офицер дрогнувшим голосом.

Бенаси нахмурился, но движением руки попросил Женеста продолжать.

– О жизни ребенка, – повторил Женеста, – которого, надеюсь, еще мог бы спасти тщательный и постоянный уход. Где же найти врача, готового безраздельно посвятить себя одному-единственному больному? В городе наверняка не найдешь. Мне все говорили, какой вы замечательный человек, но я очень боялся, что это обман, незаслуженная репутация. И вот, прежде чем доверить мальчугана этому самому господину Бенаси, о котором мне рассказывали столько хорошего, я решил его узнать. Теперь…

– Довольно, – сказал доктор, – это ваш сын?

– Нет, нет, дорогой господин Бенаси. Придется рассказать вам одну историйку, где я играю не очень-то привлекательную роль, тогда вы все поймете. Вы ведь доверили мне свои тайны, значит, я могу вам выложить свои.

– Погодите, майор, – сказал доктор и позвал Жакоту; она явилась тотчас же, и Бенаси попросил ее принести чаю. – Видите ли, по ночам все люди спят, а у меня бессонница… Горе гнетет меня, и я, чтобы забыться, пью чай. Этот напиток дурманит, притупляет нервы и навевает сон, который дает мне силы жить. А вы не хотите чаю?

– Предпочитаю ваше монастырское вино, – ответил Женеста.

– Вино так вино. Жакота, – сказал Бенаси служанке, – принесите вина и бисквитов. Подкрепимся на ночь, – заметил доктор, обращаясь к гостю.

– Чай, должно быть, вам вреден, – заметил Женеста.

– Он вызывает у меня мучительные приступы подагры, но я не хочу отказываться от этой привычки. Как бывает приятно, когда по вечерам жизнь хоть на мгновение перестает быть мне в тягость. Итак, я слушаю вас. Быть может, ваш рассказ успокоит душевную боль, которую вызвали у меня воспоминания.