Сельский врач

– Ведь я велел тебе, – продолжал доктор, – ложиться с заходом солнца, не выходить вечером на холод и не разговаривать. Как же тебе в голову пришло запеть?

– Право же, господин Бенаси, было совсем тепло, а ведь так приятно, когда тепло! А то меня всегда знобит. До того хорошо мне стало, что я нечаянно стал напевать «Мальбрук в поход собрался» и сам себя заслушался: голос у меня звучал прямо как свирель вашего пастуха.

– Смотри, чтобы этого больше не повторялось, слышишь?.. Дай-ка руку, бедный мой мальчик.

Доктор принялся считать пульс. Голубые глаза подростка обычно были полны смирения, но сейчас они лихорадочно блестели, – мальчик был явно возбужден.

– Так я и знал, ты в испарине, – сказал Бенаси, – Мать, верно, ушла?

– Да, сударь.

– Ну, ступай домой и ложись.

Больной, в сопровождении Бенаси и офицера, вернулся в хижину.

– Зажгите-ка свечку, капитан Блюто, – сказал доктор, помогая Жаку снять бедную его одежду.

Когда в комнате стало светло, Женеста поразился невероятной худобе Жака, мальчик был кожа да кости. Бенаси уложил его и стал выстукивать, прислушиваясь к шуму, отдававшемуся у него в груди; уловив зловещие хрипы, он прикрыл Жака одеялом, отошел шага на четыре и, скрестив руки на груди, стал наблюдать за ним.

– Ну, как себя чувствуешь, милый?

– Хорошо, сударь.

Бенаси придвинул к кровати стол на четырех шатких ножках, отыскал на камине стакан, пузырек и приготовил питье: налил в воду темную жидкость из пузырька, тщательно отсчитав капли при свете зажженной свечи, которую держал Женеста.

– Что-то твоя мать запаздывает.

– Да вот она идет, сударь, – сказал Жак, – Слышите – шагает по тропке.

Доктор и офицер в ожидании оглядывали комнату. На полу в ногах кровати валялся набитый мхом матрац без простынь и одеяла; тут, очевидно, не раздеваясь, спала мать. Женеста молча указал на эту постель доктору, который тихонько кивнул головой, как бы говоря, что и его умилила материнская самоотверженность. Во дворе раздалось постукивание сабо, и доктор вышел.

– Придется вам эту ночь присмотреть за Жаком, матушка Кола. Если пожалуется на удушье, дайте ему питье, оно приготовлено в стакане на столе. Только пусть больше двух-трех глотков сразу не отпивает. Стакана должно хватить на всю ночь. Главное, не подливайте из пузырька и первым делом смените сыну белье, он весь в поту.

– Не успела я нынче постирать ему рубашки, сударь мой, пришлось в Гренобль пеньку снести, чтобы выручить немного денег.

– Ну, рубашки я вам пришлю.

– Значит, бедному моему сыночку хуже стало? – спросила женщина.

– Хорошего ждать нечего, матушка Кола; он не поберегся и запел; но не корите, не браните его и сами бодритесь. Если Жак будет очень жаловаться, пошлите за мной соседку. Прощайте.

Доктор окликнул спутника, и они пошли обратно по тропинке.

– У паренька чахотка? – спросил Женеста.

– Ну конечно, боже ты мой! – ответил Бенаси. – Его исцеление было бы чудом природы, наука тут бессильна. Профессора Парижского медицинского факультета говорили нам о явлении, свидетелем которого вы только что были. При некоторых формах чахотки иногда происходят такие изменения голосовых связок, что у больного появляется замечательный голос – самому искусному певцу не превзойти его. А невеселый денек провели вы из-за меня, сударь, – добавил доктор, вскочив на коня. – Повсюду страдание, повсюду смерть, и покорность судьбе тоже повсюду. Крестьяне умирают философски – отстрадали молча и свалились наподобие животных. Ну, довольно говорить о смерти, пришпорим-ка лошадей. Надобно засветло вернуться домой, мне хочется, чтобы вы взглянули на новый поселок.

– Эге! Да не пожар ли там, – сказал Женеста, указывая на склон горы, откуда столбом поднималось пламя.

– Ну, это огонь не страшный. Должно быть, известь обжигают. Промысел этот у нас возник недавно – топливом служит вереск.

Прогремел ружейный выстрел, и Бенаси, невольно вскрикнув, раздраженно сказал:

– Неужто опять Бютифе? Ну, посмотрим, кто кого пересилит!

– Стреляли вон там, – заметил Женеста, указывая на буковый лесок, выросший на горе, как раз над ними. – Да, там, наверху, поверьте слуху старого солдата.

– Скорей туда! – крикнул Бенаси, пустив коня во весь опор, словно в скачках с препятствиями, без дороги, напрямик к леску, так не терпелось ему захватить стрелка на месте преступления.

– Вы за ним, а он от вас! – крикнул Женеста, с трудом поспевая за доктором.

Бенаси вмиг повернул лошадь, поскакал обратно, и немного погодя человек, которого он догонял, появился на скале, футах в ста над головою всадников.

– Бютифе! – крикнул Бенаси, увидев у него длинное ружье, – спускайся!

Бютифе узнал доктора и ответил почтительным и дружеским поклоном, выражавшим полное послушание.

– Допускаю, – заметил Женеста, – что человек, движимый страхом или другим сильным чувством, ухитрился вскарабкаться на самую верхушку утеса, но вот как он оттуда слезет?

– За него-то я не боюсь, – ответил Бенаси, – этому молодцу козы могут позавидовать. Сами сейчас увидите.