Читаем Selbstopfermänner: под крылом божественного ветра полностью

Ранним утром я заехал за букетом из лилово-фиолетовых орхидей и нежных бледно-желтых цветочков, похожих на кувшинки. Вышло даже красивее, чем мне вчера вечером показали. Букет получился строгий, компактный и необычный — всё, как я люблю. Коробочку с браслетом мне тоже запрятали в букет. Надо Мари намекнуть посмотреть подарок, а то выкинет браслет от Картье с бриллиантами почти за двадцать тысяч — это будет забавно.

— С днем рождения! — сообщил я с порога, выставив букет вперед и широко улыбаясь.

— Том, так мило, — хриплым со сна голосом произнесла она, утыкаясь лицом в цветы. Волосы взъерошены. Лицо мятое, футболка перекручена. Ужас! — Господи, мне миллион лет не дарили цветы.

— И не только? — многозначительно указал я взглядом на букет.

— Ммм… — игриво протянула она, рассматривая подарок.

Я помог ей вытащить красненькую коробочку.

— Твою мать! — ахнула она, широко распахнув глаза, тут же проснувшись. — Картье? Ты спятил? Тринити? Том! Какая прелесть! Боже!

— Да, называй меня так, — подмигнул я ей, улыбаясь.

Мари тут же напялила безделушку на руку.

— Как красиво!

— Платина — символ дружбы. Желтое золото — верность, а розовое — любовь, — проявил я чудеса знания темы, почерпнутые от продавщицы, которая настойчиво навязывала мне именно этот браслет. Она обещала, что девушка придет в восторг от подарка. Я ей не особо поверил, но решил довериться женскому вкусу. Не прогадал. — Вот желаю тебе, чтобы в твоей жизни всегда были лучшие друзья и верные и любимые мужчины. Ну и чтобы в подружках у тебя были все чаще бриллианты.

— Том, — простонала она почти с благоговейным трепетом, кончиком пальчика касаясь тонких граней колец браслета. — Сумасшедший! Это же целое состояние! Том! Господи, ну какая же красота!

— Я рад, что тебе понравилось, — честно признался я.

— Только… — Мари опустила глаза и как-то сконфуженно поджала губы. Если она сейчас отдаст мне браслет обратно, мамой клянусь — выкину в окно! — Только… У меня день рождения был месяц назад.

— Что? — вкрадчиво спросил я.

— Седьмого января. Я родилась в православное Рождество. Меня даже Сью поздравила, ну там мама твоя, коллеги… еще… Густав и Георг… звонили… да… как-то…

— А где я был седьмого января?

Она пожала плечами.

— Ты был недоступен. Мы даже у твоей мамы немного посидели… отметили… Торт… там… чай… мартини…

— Твою мать… — закрыл я глаза и прислонился спиной к двери. — Болван. Какой я болван.

— Но, знаешь, — Мари обвила мою шею руками и ласково посмотрела в глаза, — скажу честно, я хоть на тебя и обиделась тогда, потому что ждала твоего звонка, но тебе повезло — браслет такой необыкновенный, что в новом году можешь опят забыть про мой день рождения при условии, чтоооо… — протянула сладко, кольца слабо звякнули.

— Да, я уже понял. Колье мне одно там тоже очень понравилось, — страдальчески простонал я, обнимая ее за талию. Так бы и стоял, прижимая к себе ее тонкое тельце. — Собирайся. У нас сегодня еще культурная программа. Где близнецы?

— В моей спальне, — высвободилась она.

— Даю тебе час на сборы. Хочу, чтобы ты сегодня была самой красивой, раз уж у тебя такой браслет на руке. Беги, Мари. Одевайся.

Малыши спали, прижавшись друг к другу. Судя по расположению одеяла, до этого они прижимались к маме, которую злой дядя Том вытащил из постели. Я посмотрел на эту идиллию и решил детей не будить. Если мы выедем на час позже, то ничего страшного не случится. Пусть спят. День предстоял насыщенный.

Мы гуляли по ботаническому саду, наслаждаясь относительной тишиной и уединением: в феврале тут нечего было делать — ни цветов, ни травы, ничего такого, что привлекало горожан в теплое время года, поэтому по дорожкам бродили преимущественно залетные иностранцы. Дети бегали по газонам, лезли в вазоны и неработающие фонтаны. Сзади к их курточкам были привязаны шарики на длинных веревочках, поэтому найти сбежавшего ребенка не составляло никакого труда. Мы с Мари сидели на лавочке и грелись на солнышке, болтая о каких-то пустяках. К ее запястью тоже был привязан красный шарик — как я и обещал. От ссоры не осталось и следа, как будто вчерашнего дня никогда не было в нашей жизни. Она то и дело поднимала руку с браслетом, смотрела, как камни играют солнечными лучами и счастливо улыбалась. Никогда не думал, что ей нравится ювелирка. Мари никогда ничего подобного не носила… А может ей просто никто ничего не дарил? Вряд ли. Билл всегда ее баловал.

— Разве Билл не дарил тебе украшений? — не выдержал я.

— Почему не дарил? Дарил, очень много дарил.

— А почему ты их не носишь?

— Потому что их носит Тина.

Упс… Я прикрыл рот рукой. Нехорошо как-то получилось.

— Может походим, а то ветер холодный, — поежилась она.

Я с готовностью поднялся и протянул ей руку. Мари вложила свою холодную ладонь в мою и встала. Я накрыл ее второй рукой и поднес к губам. Она смотрела на меня игриво и кокетливо.

— Каулитц, зачем ты меня дразнишь сегодня весь день? Я же черте что подумаю.

— Что? — не менее игриво произнес я.

— Тебе лучше этого не знать, — смущенно отвернулась.

— А если я хочу это знать?

Перейти на страницу:

Все книги серии Босиком по лужам

Похожие книги

Коммунисты
Коммунисты

Роман Луи Арагона «Коммунисты» завершает авторский цикл «Реальный мир». Мы встречаем в «Коммунистах» уже знакомых нам героев Арагона: банкир Виснер из «Базельских колоколов», Арман Барбентан из «Богатых кварталов», Жан-Блез Маркадье из «Пассажиров империала», Орельен из одноименного романа. В «Коммунистах» изображен один из наиболее трагических периодов французской истории (1939–1940). На первом плане Арман Барбентан и его друзья коммунисты, люди, не теряющие присутствия духа ни при каких жизненных потрясениях, не только обличающие старый мир, но и преобразующие его.Роман «Коммунисты» — это роман социалистического реализма, политический роман большого диапазона. Развитие сюжета строго документировано реальными историческими событиями, вплоть до действий отдельных воинских частей. Роман о прошлом, но устремленный в будущее. В «Коммунистах» Арагон подтверждает справедливость своего убеждения в необходимости вторжения художника в жизнь, в необходимости показать судьбу героев как большую общенародную судьбу.За годы, прошедшие с момента издания книги, изменились многие правила русского языка. При оформлении fb2-файла максимально сохранены оригинальные орфография и стиль книги. Исправлены только явные опечатки.

Луи Арагон

Роман, повесть
~А (Алая буква)
~А (Алая буква)

Ему тридцать шесть, он успешный хирург, у него золотые руки, репутация, уважение, свободная личная жизнь и, на первый взгляд, он ничем не связан. Единственный минус — он ненавидит телевидение, журналистов, вообще все, что связано с этой профессией, и избегает публичности. И мало кто знает, что у него есть то, что он стремится скрыть.  Ей двадцать семь, она работает в «Останкино», без пяти минут замужем и она — ведущая популярного ток-шоу. У нее много плюсов: внешность, характер, увлеченность своей профессией. Единственный минус: она костьми ляжет, чтобы он пришёл к ней на передачу. И никто не знает, что причина вовсе не в ее желании строить карьеру — у нее есть тайна, которую может спасти только он.  Это часть 1 книги (выходит к изданию в декабре 2017). Часть 2 (окончание романа) выйдет в январе 2018 года. 

Юлия Ковалькова

Роман, повесть
Судьба. Книга 1
Судьба. Книга 1

Роман «Судьба» Хидыра Дерьяева — популярнейшее произведение туркменской советской литературы. Писатель замыслил широкое эпическое полотно из жизни своего народа, которое должно вобрать в себя множество эпизодов, событий, людских судеб, сложных, трагических, противоречивых, и показать путь трудящихся в революцию. Предлагаемая вниманию читателей книга — лишь зачин, начало будущей эпопеи, но тем не менее это цельное и законченное произведение. Это — первая встреча автора с русским читателем, хотя и Хидыр Дерьяев — старейший туркменский писатель, а книга его — первый роман в туркменской реалистической прозе. «Судьба» — взволнованный рассказ о давних событиях, о дореволюционном ауле, о людях, населяющих его, разных, не похожих друг на друга. Рассказы о судьбах героев романа вырастают в сложное, многоплановое повествование о судьбе целого народа.

Хидыр Дерьяев

Проза / Роман, повесть / Советская классическая проза / Роман