Selbstopfermänner: под крылом божественного ветра

Я смотрел на ее тощие руки, на очерченную острую ключицу и сильно выделяющиеся скулы. На чуть выпирающий после недавних родов живот и почти полное отсутствие груди и задницы. Мари была ненормально тощей, словно щепка, словно прутик, с которого кто-то оборвал листочки. Казалось, что если бы на штанах не было завязок, они бы с нее совсем свалились — висели на тазовых косточках на честном слове и завязках. Им даже не за что было бы зацепиться…

— Не обращай внимания на это, — смотрела она перед собой. — Я работаю, Том.

— Интересно, когда?

— Уложу детей и работаю.

— Интересно, кем?

Она отвернулась, снова закурила. Пальцы дрожат. При таком освещении черты лица стали более резкими, черные тени легли под глазами.

— Мари, тебе нужна няня. Надо обратиться в агентство и подобрать тебе адекватную помощницу. От тебя ничего не осталось. Ты скоро отощаешь до того, что тени не будет.

Она горько усмехнулась.

— Мари… — Я не знал, как спросить, не знал с чего начать. Я знал, так много, и в то же время не знал ничего. — Мари, объясни, почему ты не хочешь принять помощь от Билла? Кому от этого хуже?

Она затянулась, закрыв глаза. На губах легкая улыбка. Дым медленно выходит из ноздрей. И это меня особенно взбесило.

— Твою мать! Чертова гордячка! Тебе детей кормить надо, а ты тут что из себя изображаешь?! — зашипел я на нее злобно. — Ты в зеркало себя видела? У тебя кости торчат, кожа прозрачная! Ты на мумию похожа! Тебе нечего жрать! А ты в гордость играешь?! Я пожалуюсь на тебя и заберу детей! Мы заберем детей! Ты моришь их голодом!

Она чуть повернула голову и тихо, почти шепотом произнесла:

— Билл не признал детей.

Почему-то когда это же сказала мама, я совершенно не придал услышанному значения. Мне казалось это бредом. Я сомневался. Сомневался до последнего пока ехал к ней. Билл не мог не признать своих детей. Если он их не признал, значит тут что-то не так. Билл никогда ничего просто так не делает, если он сомневался, то... А сейчас… Это наши близнецы. Наши! Это не нагулянные дети, они наши, родные! И теперь я смотрел на нее и не мог поверить в услышанное. Я ущипнул себя за ляжку, желая как можно быстрей проснуться. Я не спал. Я обеими руками прочистил себе уши, в надежде, что ослышался.

— Билл не признал детей? — переспросил на всякий случай.

Она качнула головой.

— Он в своем уме?

Пожала плечами.

— Он охуел? — Бред! Бред! Ну это же бред! Самый настоящий бред! Как он мог не признать собственных детей?! — Я ничего не понимаю, Мари. Ничего… Мне кажется, что у меня бред, что я сплю, что это все не про меня… Я был у Билла… Я привез вам подарки, я таскал их через всю Азию, через полмира. Я думал, что меня разыгрывают. Я все ждал, когда же дверь откроется, и ты появишься. Ты и эта чертова съемочная группа, которая расскажет, что меня снимала скрытая камера.

— Успокойся. Такое бывает. Зря что ли все сказки заканчиваются свадьбой. И никто не знает, каково это жить принцессе рядом с ее принцем.

— Мари…

— Когда я спросила, как Билл хочет записать детей, какое имя дать, он ответил, что я могу дать им имя их отца, а он никакого отношения к ним не имеет и иметь не собирается. — Она говорила спокойно, без эмоций, как говорят о давно умершем родственнике. — Я забрала детей и переехала в первую попавшуюся квартиру, спасибо Гордону, что помог с машиной, и твоей маме, что приютила нас на несколько дней. Билл заблокировал мою кредитку, потому что не собирался более содержать нас. Ты ведь знаешь — у меня ничего и никогда не было своего. Все было куплено им — квартиры, дома, машины, счета в банках — всё принадлежало ему, он зарабатывал, он распоряжался…

— Он всегда называл тебя женой!

— Я никогда ею не была. Я даже не могу подать на раздел имущества и алименты — я ему никто.

— Можешь! Куча народу подтвердит, что вы жили вместе! Вы вместе уже тринадцать лет! — От бессилия хотелось выть. — Да это же доказать в суде, как нечего делать! Можно же провести генетическую экспертизу и установить отцовство!

— Я не хочу… Ничего не хочу…

— Но, Мари! Ради детей!

— Я ничего не хочу ему доказывать, Том. Ты видишь, чьи это дети?

Я кивнул, опуская взгляд. Мари нервно повела плечом. Тихо повторила:

— Он зарабатывал — он распоряжался, а мы ему никто. После этого у меня пропало молоко. Совсем пропало. Вечером были полные груди, а ночью ни капли… Мне действительно, Том, нечем кормить моих детей. Мне надо дотянуть до начала следующего месяца. У меня будет первый гонорар. Еда у близнецов есть… Спасибо твоей матери.

Мари бредила! Она сошла с ума! Спятила! Мой брат никогда бы не сделал такого!

— У нас все хорошо, — устало терла она виски. — У нас. Все. Хо-ро-шо, — по слогам, как гипноз.