Selbstopfermänner: под крылом божественного ветра

С трудом через четверть часа найдя место для парковки, я чуть ли не бегом кинулся по бульвару, боясь, что Мари могла уйти домой. Нет, она все так же сидела на лавочке и читала книгу. Выровняв дыхание и сделав вид, что просто прогуливаюсь, я неторопливо направился к ней.

— Разрешите с вами познакомиться? — плюхнулся рядом, кладя руку на спинку лавочки за ее спиной.

Мари вздрогнула и повернулась ко мне явно с желанием послать. Однако ее губы тут же растянулись в счастливой улыбке.

— Том, — протянула она ласково и в знак приветствия потерлась щекой о мое плечо.

Я притянул ее к себе за шею и чмокнул в висок.

— Как ты здесь оказался?

— Эээээ, — протянул я, закатывая глаза. — Если я совру, что просто проезжал мимо… прогуливался… случайно решил сократить путь до дома… Ты мне поверишь?

Она отзеркалила меня — точно так же улыбнулась и игриво закатила глаза:

— Конечно. Ты же знаешь, я всегда тебе верю.

— Ну, тогда вот. Как вы? — Я заглянул в коляску, где спали дети.

— Если я тебе скажу, что мы по тебе скучаем, нам тебя не хватает, а без твоих сказок мы не можем заснуть, ты мне поверишь?

— Конечно, нет. Потому что ты всегда мне льстишь.

— Тогда вот.

— Но мне нравится, когда ты так врешь. Можешь продолжать.

Она засмеялась. Я смотрел на нее, видел искорки в глазах и не мог в это поверить. Мари действительно оживала. Сейчас она была искренней, счастливой, и, кажется, она мне обрадовалась по-настоящему.

Мы болтали с ней, как в прежние времена, меряя шагами аллеи. Я рассказывал Мари о своих делах и планах, пожаловался на вероломное вторжение Сьюзен в мою жизнь вчера вечером. Посоветовался насчет изданий, в которых можно было бы попиарить моих ребят из группы.

— А ты можешь помониторить русские сми? Я думаю, может заняться еще русским рынком? Просто ты язык знаешь, лучше разбираешься в ситуации. Сможешь собрать сведенья и сделать маркетинговое исследование?

— Конечно, смогу, — радостно согласилась она. — Свяжусь со знакомыми, сделаю запросы. Только это не завтра, естественно, будет.

— Я не тороплю тебя. Как сделаешь, так сделаешь. А я бы за работу тебе заплатил.

— Спятил? — недовольно вытаращила она глаза.

— Почему? Тебе же нужны деньги. Работа должна быть оплачена.

— Том, перестань. Учитывая, сколько ты делаешь для нас, я на тебя до конца своих дней бесплатно работать должна.

— Кстати, насчет работы…

— Нет пока никакой работы. Лето — мертвый сезон. Я иностранка, да еще с двумя детьми. Мне ужасно неудобно обременять твоих родителей.

— Думаю, маме только в радость.

Она покачала головой и тихо буркнула:

— Если до конца сентября так и не найду работу, то уеду к родителям в Канаду. Не могу быть приживалкой, совесть не позволяет. К тому же я все равно безумно боюсь Югендамт. Мне иногда кажется, что они следят за мной и ждут момента, чтобы я оступилась.

— Есть хорошая квартира в пригороде Берлина. На тот район полномочия местного Югендамта не распространяются. Но, Мари, тут тебя защитят мои родители, а там ты опять будешь одна...

— Хм, — усмехнулась она. — Что сделают твои родители, когда к нам в дверь будет ломиться вооруженный отряд полиции?

— Ничего… — вздохнул я, понимая, что она абсолютно права. — Но перебиваться случайными заработками — не дело. Может, ко мне на студию пойдешь? Давай…

— А Билл? Нет, Том, прости, не могу. Я сейчас в таком состоянии, что вцеплюсь ему в рожу без лишних вопросов. Мы тут с мамой в прошлые выходные ездили в супермаркет за продуктами, и я там парня увидела. Со спины — вылитый Билл. Знаешь, какая у меня была первая мысль? — Я отрицательно мотнул головой. — Что ж я ногти-то подстригла? Хотелось прям налететь и разбить морду. Я не могу… Так меня переклинило… Мама смотрит, а меня трясет, я с места не могу сдвинуться.

Я обнял ее и погладил по спине:

— Все будет хорошо, Мари. Это все пройдет. Ты просто на него слишком сильно обижена. — Взял ее лицо в ладони и осторожно вытер слезинки. — Не трать на него силы. Сколько ты с ним носилась? Сколько угождала нашей звезде? Сколько под него подстраивалась? Сколько его прощала? И сейчас прости. От всей души прости и пусть убирается.

— Я не могу пока. Слишком больно. — Слезы заскользили по щекам.

— Ну вот, — улыбнулся, тиская ее, как ребенка. — Я испортил тебе настроение.

— Невозможно испортить то, чего нет. Пойдем, скоро дети проснутся, а у меня с собой нет еды, — она поднялась.

Я посмотрел на небо и улыбнулся, раскинув руки в стороны:

— Посмотри, какой красивый мир. Посмотри, как он радуется тебе и улыбается. Ты счастливый человек, Мари. У тебя есть дети, семья, друзья, которые тебя любят. У тебя есть крыша над головой, и мама заставляет тебя есть. А вот голодающие дети Африки… А ну-ка немедленно изобрази на лице счастье! Помнишь, как ты мне заявила, что «для того, чтобы любить большие, надо иметь большой»?

Мари моментально вспыхнула красным, губы сжались, сдерживая улыбку.

— И еще так при всех сантиметром потрясла! Я готов был сквозь землю провалиться!

— Ты мне это будешь всю жизнь вспоминать? — Она протянула мне руку.