— Том, вы езжайте тогда за детьми, мы тут с Петером дела доделаем, — Йоахим вышел от фрау Альбрехт. — И в понедельник с утра подъезжайте с Мари в полицейский участок. Надо оформить всё как следует. Петер сегодня договорится, кому дело передать, что вообще делать. Ну, он тебе сам все скажет в понедельник.
— Спасибо.
— Давай, а то твои без тебя сейчас уедут. — Улыбнулся и добавил с издевкой: — Папаша!
Мы шли с дедом по коридору. Он аккуратно складывал два листа — копию заявления Тины и скрин странички из интернета. Убрал их во внутренний карман пиджака. Рука задержалась у груди.
— Дед, может, ты домой поедешь? Отвезти тебя? Устал ведь. Сердце болит? Врача вызвать?
— Нет, все нормально. Надо внучат забрать. Сказал же, что отобьем и отбили. Да и посмотреть я на них хочу. Родные же, как ни как.
Родственники рассосредоточились по машинам. Мы с дедом присоединились к Мари, маме и отчиму за рулем. Я устало вытянулся на заднем сидении, чувствуя, как силы медленно покидают меня. Мари сидела напряженная, как струна. Она вцепилась в подголовник отцовского сидения и, кажется, мысленно вела машину сама. Мама курила. Дед угрюмо молчал.
— А откуда вылезли эти заявления? — спросил я, чтобы хоть как-то разрядить обстановку. — Я опять что-то пропустил?
— Пока ты ездил, Петер посоветовал написать. Йоахим его ввел в курс дела, тот посоветовал написать заявления о преследовании. Мы их отксерили там же в коридоре, — пояснила Мари.
— Зашибись, мы дело провернули! — засмеялся я. — Офицер полиции делает подлог документов, адвокат советует ограбить дом, деда чуть до инфаркта не довели, службу защиты детей обманули, вступив в коллективный сговор. Дайте-ка я угадаю, что нам всем за это будет?
— Главное, детей вернуть, — хмуро заявил дедушка.
— Том, можно я попрошу тебя об одном одолжении? — тихо произнесла Мари.
— Я даже знаю, о каком, — недовольно проворчал я, откидывая голову назад и закрывая глаза. Хорошо, я больше ни слова не скажу Биллу про детей, хорошо. Хочешь, как лучше, а потом ты ж и виноват.
— Вряд ли. Передай Тине… Ты ведь все равно так или иначе общаешься с Биллом? Так вот, передай Тине, что если она еще хоть раз сунется ко мне, я ее убью. Причем убью по-настоящему, насмерть. Вот что будет у меня под рукой, тем и буду убивать. Если ничего под рукой не будет, я ей глотку зубами перегрызу. Никто меня не остановит.
И я ей сразу же почему-то поверил. И дед поверил — я видел. Что же, если Тина хотела войны, она ее получила! И вряд ли я буду на нейтральной стороне.
Моя семья толпилась в холле небольшого киндерхайма, похожего на самый обычный детский сад. Дед и бабушка все порывались проникнуть сквозь стеклянные двери в длинный коридор и самостоятельно отправиться на поиски своих правнуков. Тетки решали, что лучше сделать — остаться ночевать в Берлине или поехать обратно в Лейпциг. Кузен, отчим и дядя Герман перетирали что-то свое, мужское. Мы с Мари сидели на банкетке. Она нервно дергала ногой, чем кошмарно меня бесила. Иногда устало терла лицо и вздыхала. Я только сейчас заметил, что она совершенно не накрашена, одета в черную водолазку и из-за этого выглядит как человек, только что похоронивший кого-то очень близкого.
— Не надевай больше эту кофту, — попросил я.
Она глянула на меня исподлобья и отвернулась.
— Несут! — с волнением воскликнула бабушка.
Мы с Мари подорвались с места и кинулись к дверям, расталкивая родственников.
По коридору шествовали три тетки, у двоих из них на руках были наши дети, орущие на весь киндерхайм. Третья тащила папку, судя по всему с документами.
— Кто… — открыла рот третья тетка, окинув толпу родственников колючим взглядом через маленькие круглые очечки.
— Я! — возникла перед ней Мари. Она потянулась к ближайшему ребенку. Я попытался забрать дальнего. Но обе служительницы слишком резво от нас отскочили. Если бы кто-то сзади не ухватил меня за рубашку, удержав тем самым от явного нападения, я бы забрал детей силой. Я заметил, что Мари тоже придержали за руку.
— Умерьте свой пыл, — осадила нас тетка в очках.
Дети орали так пронзительно, что я еле удерживал себя на месте.
— Конечно-конечно, — залебезила перед ними мама. — Молодые, глупые. — Она кинула на меня строгий взгляд, велев притормозить.
— Извините, жена очень нервничает, — схватил я Мари за плечи и заставил сделать шаг назад. Ее трясло настолько явно, что я не придумал ничего умнее, чем загородить Мари перед теткой собственной персоной, заключив в объятия. Она дернулась, но я удержал. — Спокойно.
— Фрау Ефимова? — еще раз голосом надзирателя из гестапо произнесла тетка.
— Да, это я, — тихо ответила Мари, выглянув из-за моего плеча.
— Вам надо расписаться. — Протянула ей папку, на деле оказавшуюся книгой. — Отойдите все! — рявкнула неожиданно громко.