И впрямь, навстречу ученикам Кадиша летела быстрая, как ветер, легкая Мирра, с возрастом нисколько не утратившая прежней девичьей гибкости и силы, а за ней, едва поспешая и уже с трудом переставляя ноги, на почтительном удалении следовал Гиркан. Видно было, как Мирра что-то кричит, оживленно размахивает руками, словно делая отталкивающий жест, а Гиркан в ярости потрясает над головой топором. Все это выглядело так, словно вооруженный плотницким инструментом мужчина преследует убегающую от него женщину с явной целью сотворить нечто ужасное, но никому подобная мысль и в голову не пришла, а если и появилась ненадолго, то в следующий же миг исчезла без остатка.
– Бегите прочь! Скорее! – донеслись первые выкрики Мирры. – Спасайтесь!
Йегошуа, который в тот момент возглавлял этот забег, остановился и развел руки, призывая всех последовать его примеру. Мирра, задыхаясь от невероятно быстрого бега, запнулась и чуть не упала, но сын был уже совсем рядом и успел подхватить ее, поднял мать на руках и бережно поставил на землю.
– Что случилось? Почему мы должны спасаться бегством, мама?!
– В городе римская солдатня. – Гиркан, весь серый даже не столько от дорожной пыли, сколько из-за плохого сердца, с трудом переводя дух, говорил отрывисто, выплевывая слова со звуком ломающейся доски. – Вместе с ними Гиль и еще некоторые хасмонейские священники. Они подожгли школу и повсюду ищут вас!
– Они ищут всех учеников Кадиша, а особенно часто называют твое имя! – Мирра прижала сына к себе. – Господи! Что же будет, если они вас найдут! Верно, кто-нибудь предал вас, написал донос! Тебе нельзя возвращаться в город, вам никому туда нельзя!
Рассуждать было некогда, как не было времени удивляться, выглядеть озадаченным, заниматься правдоискательством. Все сразу же встало на свои места: при жизни никто не смел трогать Кадиша – мудреца Синедриона, пусть и бывшего. Впрочем, бывших мудрецов Синедриона не бывает – это всем известно, вот и клацал зубами Гиль, чье сердце с того самого триумфального для Шуки дня грызла непроходимая зависть. Ожидал коварный хасмоней своего часа, и час его настал. Получив свидетельство от доносчика, за которое щедро тому заплатил, он вызвал из Цезарии две пехотные римские манипулы,[24] прибывшие в Арбелах с целью подавления волнений и беспорядков и розыска зачинщиков. Обычно римляне в такие дела не вмешивались, предоставляя евреям самостоятельно решать свои религиозные споры, но Гиль преподнес все в таком виде, что находившийся в Цезарии легат-губернатор Гней Турус испугался восстания и немедленно послал войска для наведения порядка.
Зеленые ворота были снесены в два счета, апельсиновые деревья изломаны, дом подожжен, и во всем прежде богатом и обширном хозяйстве Кадиша остался невредимым лишь один-единственный предмет. То был позорный столб, с которым так хорошо, так близко был знаком ученик покойного мудреца, проказник Иехуда…
Они решились бежать в Назарет, а далее в Акко – приморский город. Оттуда, если очень повезет, можно будет на корабле попасть в египетскую Александрию, где с давних времен поселились ессеи, не пожелавшие уйти вслед за Моисеем и поддержавшие вторжение Александра Македонского, обратившего многие святыни египетские в прах.
До Назарета добрались не все. Иехуда отстал по дороге, сославшись на страшную резь в животе, и они, подозревая, что дело серьезное и их товарищ болен, быть может, холерою, оставили его в одной из встретившихся на пути деревенек под присмотром Игаэля и еще одного школяра по имени Луккац, после чего без остановки продолжили свой путь, стараясь избегать торных дорог и пробираясь в Назарет окольными тропами. Шли в основном ночами, а днем, в самую жару, отдыхали, выбрав тенистое место. Во время третьего привала, когда, пробудившись на вечерней заре, маленький отряд готов был отправиться в дорогу, все увидели, что Гиркан так и не проснулся. Принялись его будить, но все напрасно. От этого забытья нет пробуждения – плотник умер во сне, как и подобает праведнику. Здесь, на каком-то безымянном километре пути из Арбелаха в Назарет, Шуки похоронил под деревьями своего приемного отца, не выдержавшего марафонской гонки и тягот вынужденного бегства из города, в котором он прожил всю свою немудреную земную жизнь. Его не успели оплакать должным образом, опасаясь погони, и все так торопились, что никто не догадался как-нибудь отметить место захоронения. Впоследствии, когда Йегошуа пытался найти могилу отчима, у него так ничего и не вышло: холмик от времени сровнялся, или его размыли дожди, или разрыли землю дикие звери – на то нет ответа, и никто с тех пор так и не знает, где похоронен Гиркан-плотник, чье имя ушло в вечность, затерялось и вновь появилось спустя много лет в сильно измененном, как и подобает всякой легенде, виде.