Секта-2

Пастушья доля тяжела: во всякий день надо искать новое пастбище, забираясь все выше, все дальше от дома. Бывало так, что ночевать Азим не приходил, выбирая для ночлега подходящую пещеру или просто заворачиваясь в одеяло из шкур. Порой, особенно перед началом сезона стрижки, он не бывал дома по три-четыре дня, зато шерсть от его овец получалась изумительного качества, и пряжа из нее, хорошо прокрашенная, ценилась очень высоко. В то утро он увел отару на дальнее плато и обещал вернуться лишь к вечеру пятницы. Хвала Богу, ничего особенного за эти три дня ни с ним, ни с отарой не произошло, и вместе со старшими сыновьями он, как и обещал, вернулся к сроку. Картина, которую он застал по возвращении домой, немало его удивила: крыша дома была заново перекрыта, стены выбелены, скотный двор вычищен и засыпан свежими опилками, наконец, изгородь вместо прежней, плетеной, превратилась в каменную, сложенную из тесаных, хорошо подогнанных друг к другу валунов из тех, что в изобилии разбросаны были в долине, словно чьей-то исполинской рукой. А во дворе его гость, стоя по плечи в земле, копал яму, и заступ в его в руках так и летал, как заколдованный, с непостижимой скоростью.

– Вот хочу еще выкопать колодец. Здесь, под землей, вода не хуже, чем в ключе. Не нужно будет всякий день наполнять и тащить кувшины, – пояснил он, – воды будет сколько хочешь.

Азим, конечно же, был покорен таким трудолюбием незнакомого человека. Он не знал, как ему благодарить этого доброго гиганта из чужих и далеких земель, а тот, похоже и не нуждался в благодарности. Трудиться было для него естественным состоянием. Взамен он по прежнему ничего не просил, кроме возможности еще какое-то время пользоваться кровом и столом. Все это, разумеется, было ему разрешено, а вечером между пастухом и его женой состоялся разговор на тему вечную, как мир:

– Мирра уже взрослая девушка, и многие желали бы взять ее в жены, – осторожно, издалека начала жена пастуха, но столь тонкой дипломатии, как оказалось, вовсе не требовалось, так как Азим, на полуслове прервав ее, сказал, что и сам был бы не против, чтобы этот странник закончил свои странствования здесь, у них в доме, став для Мирры мужем, а для него, Азима, неоценимым подспорьем в хозяйстве.

– Это не просто пара рук! Он силен, да к тому же и благородного происхождения – это сразу бросается в глаза. Да что там говорить, было бы хорошо иметь такого зятя. Вот только Мирру надо бы спросить, по сердцу ли он ей. Тхиды женятся по любви…

– Не говори глупостей! – зашипела на него жена. – О какой еще любви ты здесь говоришь? Нельзя проходить мимо такого счастья, вот что! А с дочерью нашей я уж как-нибудь да договорюсь.

Договорилась! Азим закряхтел, перевернулся на левый бок, лицом к стене. Так бы век и пролежал, не выходя из дома, только бы не испытывать более позора перед охочими до сплетен соседскими кумушками.

Незнакомец прожил у них чуть больше двух недель и все это время исправно ухаживал за Миррой, которая принимала его знаки внимания сперва холодно, потом с застенчивостью, а позже… Теперь уже всем понятно, что цели своей чужак добился и девушку совратил, хотя жена Азима, валяясь у мужа в ногах, голосила, будто бы глаз с парочки не сводила, и когда между ними произошло то, что привело к сегодняшним последствиям, она и предположить не может. Срам, стыд, позор великий! Девчонка забрюхатела, а женишок-то исчез, поминай как звали. Азим помнил, как тот попрощался с ними, причем произошло это во время ужина. Он просто встал, поблагодарил за все добро, которое видел в этом доме, и поклонился. При этом и Азим, и жена его выразили свое удивление, отчасти даже разочарование таким скоропостижным уходом, и лишь Мирра счастливо улыбалась, глядя на незнакомца. Хотя нет, не незнакомца уже. Азим спросил тогда, вернется ли он.

– Вернусь. Я всегда буду неподалеку, – загадочно ответил гость.

– Постой еще хоть немного, – растерянно вымолвил Азим, – вот чудо-то, ты так и не назвался нам. Назови хоть имя свое!

– Гавриэль, так меня зовут – гость взмахнул на прощанье своей исполинской рукой, – до встречи и спасибо за все. Мир дому вашему.

А спустя положенный в таких случаях срок Мирра родила мальчика. Ранее, когда появились первые признаки ее беременности и Азим, теряя голову от горя, потрясал кулаками над головою дочери, вопя и требуя, чтобы она призналась, с кем согрешила, хотя ответ был почти что очевидным, Мирра отмалчивалась. В те моменты, когда вопли отца становились особенно пронзительными и унижали ее достоинство, она или отворачивалась, или молча уходила на свою половину дома. Она всегда была тихой и скромной, но очень гордой. Настоящий образчик горского воспитания.

* * *