Секта-2

Он расположился в центре музейного зала, где были выставлены драгоценные реликвии, установил свой мольберт, прошелся вдоль витрин с экспонатами, соображая, с чего лучше начать. Внимание его привлек наконечник копья, словно почерневший от времени, лежащий на красном бархате в открытом кожаном футляре. Длинное тонкое острие переходило в широкое основание с металлическими выступами в форме сложенных голубиных крыльев. В середине наконечника виднелся закрепленный проволокой штырь. В нижней части были вычеканены золотые кресты. Юноша стоял возле этого древнего куска железа и не мог заставить себя двинуться с места. Какое-то необъяснимое, полное роковой торжественности чувство охватило его. Лишь чье-то вежливое покашливание вывело его из оцепенения. Адольф повернулся и увидел старика с внешностью ученого, в добротном сюртуке, в жилетке и прекрасно начищенных штиблетах. В руке старик держал трость черного дерева с круглым набалдашником из слоновой кости, грудь его до середины прикрывала белая, окладистая борода. «Ветхозаветная борода», – мелькнула у Адольфа насмешливая мыслишка. Глаза старика, немного прищуренные, смотрели доброжелательно, нос был тонким, хищным, лоб очень высоким, а на лацкане сюртука у этого невесть откуда взявшегося пожилого интеллигента был приколот значок с каким-то странным символом – сразу было видно, что сделан значок из чистого золота. Одним словом, солидный, респектабельный господин.

– Интересуетесь историей, молодой человек? Похвально. Я вижу, что старое копье привлекло ваше внимание, не так ли? А знаете ли вы, что это за копье? – Физиономия старика вытянулась в притворном вежливом испуге. – О, простите меня великодушно! Я забыл представиться. Доктор Кёниг Леман, профессор философии Гейдельбергского университета. Мне дозволено бывать в музеях даже тогда, когда они закрыты для всех остальных, – предупредил он вопрос художника. – А вы? Вас как прикажете величать?

– Гитлер. Адольф Гитлер. – Художник с интересом разглядывал ученого. – Я художник и архитектор, правда без образования, но по призванию.

– Вот как? – Лицо профессора выразило удивление. – Значит, вы считаете, что живопись и чертежи – ваше подлинное призвание? Зачем же вы тогда, позвольте осведомиться, замерли у копья Лонгина, да так, что лишь мое появление отвлекло вас от созерцания этого любопытнейшего предмета?

– Я… я впервые обратил на него внимание, – солгал Гитлер, но не выдержал укоризненного взгляда Лемана и признался: – Оно словно тянет меня всякий раз, когда я оказываюсь неподалеку. В то время как всякие инородцы заполняют музейные залы и таращатся на символы немецкого духа, не стесняясь насмехаться над нашими святынями, я не имею возможности как следует расмотреть копье, а сейчас я счастлив, что могу наконец побыть с ним рядом. Скажите, вы знаете, откуда оно? Я не могу объяснить некоторые свои ощущения, но мне это копье кажется чем-то исключительно важным.

– У вас, молодой человек, отлично развито месмерическое чутье, и оно вас не подводит. Вам не доводилось заниматься спиритизмом? Нет?! Странно… Знаете ли вы, что этим копьем были прекращены муки Спасителя на кресте?

– Нет. – Гитлер насупился. – Я не очень-то верю в христианские байки о любви к ближнему. Да и как можно, посудите сами? А если этот ближний какой-нибудь француз или, чего доброго, еврей! За что же мне любить его? Нет, я не симпатизирую христианству. С его помощью евреи завоевали всю Европу, и не случись битвы при Пуатье, не победи Мартелл арабов, мы уже тогда смогли бы принять ислам, который проповедует героизм и открывает врата лишь истинным воинам! И вот тогда германская раса завоевала бы мир, но христианство помешало этому!

– Вам было бы интересно узнать, что в битве при Пуатье участвовало именно это копье? Карл Мартелл нес его, и Меровинги выиграли сражение. Того, кто владеет копьем, невозможно победить.

– Расскажите, – Гитлер с жадностью вслушивался в каждое слово профессора Кёнига Лемана, – прошу вас, расскажите мне все, что знаете!

* * *