Это поцелуй, столь требовательный и глубокий, как два столкнувшихся шторма, и все остальное перестает существовать. Остаются только его вкус, наша связь и покалывания по всему моему телу. Наши рты, словно зависимые, не хотят отпускать друг друга.
Но как будто мы знаем, что должны это сделать, поцелуй замедляется, посылая нежные судороги от посасывающих и мягких кончиков наших языков на моих губах. В конце концов, мы отстраняемся, оба тяжело дыша.
- Вот, - шепотом шепчет он, проведя пальцем по моей щеке. – Вот такой должен быть взгляд у женщины, у которой был поцелуй.
Я зарываюсь лицом в его шею, впитывая его запах и увековечиваю в памяти ритм его пульса на моей щеке.
- Пойдем, Любовь моя, нам нужно найти других. Но помни, - заканчивает он, поднимая мой подбородок, чтобы заставить меня взглянуть на него, - ты только что ответила мне, что, наконец-то, готова, и я больше не могу ждать. Все изменится.
На следующий день, Нат подозрительно на меня смотрит, полностью выздоровевшая, вернувшаяся к своему любопытству и откровению.
- Что-то в тебе поменялось, - говорит она. – Что я вчера пропустила?
Я не смотрю на нее, когда отвечаю, балансируя на грани стопроцентной честности.
- Я же говорила, - и я
- Хм, - говорит она. – Это хорошо. Ты можешь делать из себя невинную, сколько захочешь. Но я выясню, в чем причина.
- А что насчет тебя? Тебя не было всю ночь. Ничего не хочешь рассказать?
- Неа, - выпаливает она. – Поверь, мне жаль, я бы хотела что-то рассказать, но у меня этого нет.
- Прости, Нат.
-Не нужно. Я не заслужила. Я не ждала чего-то грандиозного, чего в принципе не могло получиться. Я найду это – его – однажды.
Я понимаю, что она имеет в виду, поэтому легко опускаю эту тему, молча про себя молясь, чтобы осуществились все ее сказочные мечты, как можно скорее.
- Можем ли мы просто насладиться нашим последним днем в Париже, теперь, когда ты согласилась встать с постели? – спрашиваю я, посмеиваясь.
- Любыми средствами.
И мы наслаждаемся весь день в компании друг с другом. Наша первая остановка музей-катакомбы: мрачные, но увлекательны. Затем мы делаем перерыв на вкусный обед, прежде чем отправиться в наш конечный пункт назначения в Париже –кладбище Пер-Лашез, которое просто огромно.
Чад не так уж и много смотрит в мою сторону, я о нем очень беспокоюсь только потому, что действительно не хотела причинять ему боль. Но Кингстон? Его запах следует повсюду, где бы он ни прошел вблизи меня, и он весь день бросает тлеющие взгляды, некоторые, из которых я посылаю ему обратно.
После нашего поцелуя прошлой ночью, клянусь, я ощущаю этот вкус каждый раз, когда облизываю свои губы, и каждый раз, когда закрываю глаза, я больше не могу противиться. В ближайшее время ему и мне предстоит поговорить и очень серьезно.
Сумерки быстро сгущаются, когда мы блуждаем по кладбищу, и я знаю, что у меня не будет времени, чтобы увидеть даже половину из этого, поэтому отправляюсь на поиски последнего места на кладбище, которое я хочу увидеть больше всего.
Кингстон подходит ко мне и протягивает руку. – Это здесь. Пошли.
- Которая из этих дорог? – спрашивает Нат, следуя за нами. – Куда мы идем? Эхо, ты знаешь?
- Надеюсь, что да, - отвечаю я со смехом, сжимая руку Кингстона. - Посмотрим, знает ли меня мистер Хоторн настолько хорошо, как думает.
- Он знает, - смеется она.
- Я уже упоминал, что она мне нравится? – тихо спрашивает он.
- Да, ты что-то говорил. – Улыбаюсь про себя, прежде чем громче сказать: - Если вы двое закончили меня обсуждать, то можем ли мы прибавить шаг? День имеет свойство заканчиваться.
Он ведет нас прямо к тому месту, которое я искала, и, когда мы подходим ближе, его брови приподнимаются вместе с его растущей довольной, неотразимой усмешкой.
- Я угадал?
- Да, да, - я закатываю глаза и обхожу вокруг, чтобы разглядеть это – сюжет Джима Моррисона.
Нат вздыхает, ее рука прикладывается к груди.
- П-почему люди делают это – все эти граффити?
- Так люди творчески проявляют себя, как художники, - говорю я мечтательным голосом.
- Не все видят это в таком смысле, как ты, - бормочет Кингстон, обнимая меня и даря мягкий поцелуй в волосы. – Как всегда на высоте.
Еще один шокирующий звук от Натали. Я оборачиваюсь к ней, увидев ее широко открытые глаза и рот.
- Я так и
Прежде, чем я собираюсь засмеяться, появляется помеха иного, тошнотворного рода.
- Кингстон! - пронзительный голос Джеки эхом разносится по всему кладбищу. – Где ты?
- Иди, - говорю я ему, присев на корточки, чтобы выразить свое уважение. – Я еще не готова уйти.