Секстет

Она верила, что смятение людей активизирует духов. Сегодня их, сам того не желая, вызвал Роуленд, а может быть, и она сама. Она взглянула на его напряженное лицо, затем на ковер под ногами. Это был настоящий обюссон, все еще красивый, испещренный розами, пунцовый цвет которых в полутьме сгустился до цвета крови. Сегодня эти цветы, как и тени в комнате, жили особой потусторонней жизнью. Это чувствовала и ее собачка, она беспокойно крутилась рядом с хозяйкой, а шерсть у нее на загривке стояла дыбом. Эмили сосредоточилась на другом разговоре, который продолжался уже некоторое время на фоне спокойного голоса Роуленда. Она пыталась разобрать слова этого диалога, слова, исходившие, казалось, из переплетения нитей ковра.

Она слышала два голоса – сначала мужской, потом женский. Постепенно мужской голос словно поглотил женский, поток упреков достиг высшей точки и иссяк. Наступила тишина, а потом послышался тонкий крик, который мог быть криком боли, отчаяния или восторга.

– Что это было? – спросил Роуленд.

Эмили подняла глаза и только тогда поняла, как далеко были ее мысли. Роуленд завершил разговор, даже не подозревая об этом. Он уже стоял и собирался уходить. Она неуверенно взглянула на него, смущенная и удивленная тем, что он тоже слышал звук, звук, с которым она была давно знакома и который считала криком женщины, умершей много лет назад. Вряд ли стоило извещать Роуленда Макгира, человека сугубо рационального, о том, что это был крик Анны Конрад. Он скорее всего подумал бы, что годы берут свое и Эмили теряет рассудок.

Она встряхнулась и мгновенно изобрела прагматический и правдоподобный ответ. Как доложила Фробишер, в свою очередь узнавшая это от швейцара Джанкарло, в нижней квартире находился Томас Корт, навещавший бывшую жену.

– Просто семейная ссора, – сказала Эмили, окончательно придя в себя и протягивая руку Роуленду. – Желаю вам всего самого лучшего, Роуленд. Желаю вам быть мудрым, мой дорогой. Когда вы возвращаетесь в Англию?

– Я еще не решил.

– Понятно. – Она отпустила его руку. – Вам придется спуститься пешком, лифт опять барахлит.

– Я это уже понял.

– Ненавижу эти лестницы. – Она поплотнее закуталась в шаль. – Вы хороший человек, Роуленд. Я рада, что вы меня навестили.

Роуленд остановился.

– Эмили, с вами все в порядке?

– Все прекрасно. Я просто немного устала. – Она взяла на руки собачку, поцеловала ее в смешную мордочку. Роуленд все еще колебался, с беспокойством всматриваясь в полутьму комнаты.

Эмили взмахнула рукой, бриллиант вобрал в себя и отразил луч света.

– До свидания, дорогой мой, – крикнула она вслед Роуленду, когда он шагнул в холл. Роуленд прошел по галерее, с ее растущими из стены руками и неверным светом. Потом он спустился по лестнице и вышел из здания. Он ступил на тонкий белый слой, покрывавший асфальт. В городе было необычно тихо. Шел снег. И будет идти всю ночь, подумал Роуленд.

13

– Колин, сколько времени сейчас в Англии?

Линдсей вздохнула, освободилась из его объятий, выпуталась из скомканной простыни, села, скрестив ноги, и стала набирать номер.

– Они на пять часов впереди нас. – Колин сладко зевнул, потянулся и поцеловал ее сзади в обнаженную шею. – Я не представляю даже, который час здесь, – добавил он, целуя теперь ее спину. – Может быть, вчера, а может быть, послезавтра.

– Сейчас шесть пятнадцать. Шесть пятнадцать! Как это может быть? Куда девался день?

– А куда девалось утро?

– Они канули. – Линдсей укоризненно взглянула на него. Она снова набрала номер. – А теперь мы должны произвести трансформацию. Народ уже скоро начнет собираться. Нам надо принять душ, одеться, спуститься вниз и иметь респектабельный вид. Джини ужасно пунктуальна…Черт! Не отвечает!

– Расскажи мне о Джини, – попросил Колин, целуя ее в ухо. – Она мне понравится?

– Вероятно. Она красивая, и большинство мужчин от нее в восторге. – Она снова положила трубку. – Ну вот, я не могу дозвониться до Тома, а мне нужно было бы с ним поговорить. Он должен был вернуться из Эдинбурга. Я хочу удостовериться, что с ним все в порядке, иначе я весь вечер буду как на иголках.

– Нет, не будешь. – Колин обнял ее за талию. – Дорогая, в Оксфорде сейчас начало двенадцатого. Если бы с ним что-то случилось, Катя тебе бы уже позвонила.

– Да, правда. – У Линдсей прояснилось лицо. – Попробую позвонить ему утром, перед тем как мы выедем в аэропорт. – Она задумалась. – Колин, завтра мы будем в Англии…

– Пока я с тобой, мне все равно, где мы будем, – отвечал Колин.

– Ты так хорошо умеешь утешать. – Линдсей порывисто взяла его за руку. – Мне с тобой так спокойно, Колин. Я чувствую себя счастливой. Сегодня утром я проснулась рядом с тобой, и впереди был день, от которого я ожидала только приятного. Я уже забыла, что бывают такие дни.

От ее взгляда у Колина кружилась голова. Он ощущал такую радость, что не мог говорить. Он обнял ее, и Линдсей прижалась головой к его плечу. На мгновение у него в голове мелькнули слова: «ибо я изнемогаю от любви…»