Секс и страх

Народ, боявшийся власти царя (rех), основавший республику, внезапно дрогнул, отверг гражданскую братоубийственную борьбу (которая была, однако, основополагающим мифом) и ринулся (ruere – именно так выразился Тацит) в рабство: императору была предоставлена неограниченная власть в неограниченном пространстве (то есть мировая гегемония, без всякой оппозиции), единоличное правление (дающее право избавляться от противников тех законов, что вменялись отныне главам покорившихся кланов) и право назначать своим преемником кого вздумается. Именно такой образ правления сегодня называют империей, а древние звали Принципатом.

Октавиан, став Августом, дисциплинировал сенат, подавил Форум, закрыл Трибуну, запретил ассоциации, ввел цензуру на нравы, увеличил число легионов на границах, укрепил морской флот, навел порядок в торговле, отправил в изгнание свобод ных людей, сожалевших о республике и не принявших obsequium, который он вменял в обязанность всем своим подданным. Термы, театры, амфитеатры и цирки способствовали "покорению и усмирению городов" (Сенека, "О гневе", III, 29).

В 18 г. до н.э. Август регламентировал сексуальную жизнь граждан, издав Lex Julia de adulteriis coercendis³⁰. Император простер свою власть даже на собственную дочь Юлию, жену его пасынка Тиберия. Теперь кара за любовь матроны предусматривала не смерть, но relegatio in insulam (ссылку на остров), – правда, эта мера при императоре Константине вновь сменилась казнью. Это было начало долгого репрессивного периода, из которого христианская партия двумя веками позже извлекла огромную пользу. "Plenum exiliis mare", – пишет Тацит (Все морские острова полны ссыльных). Имперская политика была столь же противоречивой, сколь и жестокой. В течение двух веков тирания насаждала гражданское рабское повиновение и пассивность (impudicitia), внедряя их в умы глав родов и закрепляя законодательно.

Власть в Риме свела воедино, "в один пучок" (по-латыни пучок – "фасцы" – означал березовые прутья, скрепленные ремешком, которые ликторы несли перед сенаторами, направлявшимися в курию; это слово имеет общий корень со словами fascinus, fascinatio, fascisme) сексуальную силу, словесную непристойность, фаллическое господство и нарушение уставных норм. Это означало приверженность к грубой простоте речи, абсолютно исключавшей возможность любой лжи, иными словами, абсолютно стерильной (бесплодной), и суеверный ужас перед потерей мужской эрекции, неотделимой, в глазах римлян, от понятия potentia (мощь, плодородие, победа).

Таким образом, физическая сила, военное превосходство, сексуальная мощь, упрямый характер и необузданная voluptas образов дали этот сплав под названием мужская добродетель (virtus). У еврейских племен знаком принадлежности к религии было обрезание; у римлян таковым стал отказ от пассивности – закон для народа, чьим фетишем была волчица. Теперь можно понять причину ритуального отказа принцепса от власти: это гомосексуальная пассивность, животные черты натуры, фелляция. Нерон приветствовал гомосексуальные браки. Тиберий избрал куннилингвус (и даже куннилингвус матрон). Светоний рассказывает, что Тиберий велел привести в личные покои своего дворца, где висели картины Паррасия, патрицианку по имени Маллония. Маллония отказалась удовлетворить сексуальные фантазии императора. Она назвала его "стариком, чей рот извергает непристойности, волосатым и вонючим, как старый козел" (obcaenitate oris hirsute atque olido seni). Маллония, по примеру Лукреции, пронзила себя кинжалом (хотя ее castitas вовсе не была осквернена). Во время игр, проводившихся после ее смерти, римский народ бурно аплодировал стихам: "Hircum vetulum capreis naturam ligurire" (Старый козел лижет зады у коз)³¹.

Властители провозгласили себя потомками Венеры. Это отражено в "Энеиде". Кто является сыном Венеры и Марса? Эрот. Так императоры стали erotikoi. Чем больше укреплялась и распространялась имперская сексуальная агрессивность, тем прочнее был мир в Империи, тем беззаботнее были ее граждане. Сверхъестественная сексуальность (или легенды о ней) императоров стала неотъемлемым свойством римских правителей. Это неограниченное сластолюбие укрепляет неограниченное могущество Империи. Все ее плодородие, вся ее сексуальная мощь воплощается в принцепсе. Он один может преступить любой закон, ему одному дозволено все – и гнев, и капризы, и женоподобие, и инцест, и животные проявления натуры. Бесчисленные легенды, которыми обрастала жизнь правителей Рима, предавали им роль сексуальных оберегов. В этом смысле император – всего лишь большой tintmnabulum (бубенец), которым отгоняют импотенцию.