Читаем Секс и страх полностью

В греческой педерастической паре участники никогда не менялись ролями. В Афинах мужская проституция влекла за собою лишение гражданских прав; пассивный гомосексуалист, уличенный в занятии политикой, предавался смерти. Таких презирали еще сильнее, чем неверных жен (супружеская измена смертью не каралась). Ритуальный педерастический акт был строго функциональным: его смысл состоял в передаче ребенка из гинекея в мужские руки, в избавлении от пассивной сексуальности гинекея с тем, чтобы превратить мальчика в зачинателя (отца) и гражданина (взрослого, активного любовника, воина-охотника). Появление растительности на теле проводило границу между двумя сексуальными позициями: активные и "волосатые" принадлежали городу (polis), пассивные и безволосые – гинекею. Так, статуи Гермеса на перекрестках изображали его то гладкокожим и женственным, то бородатым и му жественным. Ни один мужчина, ни одна женщина не имели права вожделеть к носящему бороду. Желанным, красивым считалось лишь то, что было безволосым. Греческое противопоставление было незыблемо: бородатый, хмельной и активный против безбородого, трезвого и пассивного объекта любви. Отсюда и два ритуала (или две церемонии) – охота на зайца с голыми руками, олицетворявшая собой педерастическую любовь (когда добыча становится хищником), и сцена, в которой бородатый мужчина с напряженным фаллосом держит на ладони поникший пенис безволосого партнера (всякий взрослый – активен). Вот два основных сюжета, фигурирующих на большинстве греческих эротических ваз.

Педерастический ритуал греков возникал из противопоставления гинекея и города (polis). Римляне, не знавшие гинекеев, не знали и этой оппозиции. Римская любовь отличается от греческой наличием следующих черт: оргия (gens), словесная политическая непристойность, противопоставленная целомудрию (castitas) матроны-покровительницы касты и ее представителей (gentes), и, наконец, покорность (obsequium) рабов. Римская сексуальная мораль была чрезвычайно жесткой, уставной и особенно активной у мужчин. Сенека Старший определяет ее ("Контроверсии", IV, 10) сентенцией консула Квинта Атерия10: "Impudicitia in ingenue crimen est, in servo necessitas, in liberto officium"11 (Пассивность есть преступление для свободнорожденного гражданина, неизбежная необходимость – для раба и долг для вольноотпущенника, который он обязан уплатить своему патрону). Сенека Старший добавляет, что эта сентенция Квинта Атерия дошла до императора Августа и весьма позабавила его новым смыслом, который оратор вложил в слово officium.

Римские нравы чрезвычайно категоричны: содомия и иррумация считаются добродетелями, фелляция и пассивность – непристойны. Pedicare – глагол, означающий содомию через анус. Irrumare – содомия через рот. Фелляция – современное слово, которое многое говорит об обществе, его избравшем. Fellare – сосать половой орган – действие, для римлянина совершенно непостижимое. В его понимании можно только активно irrumare себе подобного, то есть заставить того принять в рот fascinus и принудить лизать и покусывать его до тех пор, пока не извергнется семя.

Запрет на пассивность (считавшуюся постыдной) распространялся в Риме на всех свободнорожденных граждан любого возраста. В Греции подобный же запрет касался свободных граждан лишь с того момента, как у них начинала расти борода (до этого безволосые мальчики считались пассивными, женоподобными). В Риме мужчина назывался целомудренным, если он никогда не подвергался содомии (то есть всегда был сексуально только активным). Pudicitia – добродетель свободного человека. Все свободнорожденные юноши (praetextati et ingenui) неприкосновенны – вот что римляне противопоставили инициации paiderastike молодых людей (paides) взрослыми (erastes), которую утвердил греческий polis. И только в эпоху принципата несколько римских поэтов предложили также ввести в обиход практику "политической", педагогической любви, на равных началах, старших (erastes) к младшим (paides), непорочным (pueri). Для начала они распространили эту форму любви на продажных женщин, затем на наложниц и, наконец, на патрицианок. Мучеником сей метаморфозы стал всадник Публий Овидий Назон. Овидий – первый из римлян, в чьем понимании сладострастие (voluptas) должно было быть взаимным, а мужское желание подавляемым, дабы бесстыдно (ибо для римлянина любовное чувство есть непристойность, желание понизить свой статус, безумие) отвечать на страсть, обуревающую женщину, матрону. "0di concubitus qui non utrumque resoluunt" (A ненавижу объятия, в коих один или другой не отдается полностью12). И Овидий добавляет, также употребляя слово officium, которое произнес до него консул Атерий: "Officium faciat nulla puella mihi" (Я не желаю услуги от женщины13). Тотчас после публикации этого "Ars amatoria" Август сослал всадника Овидия "на край света", в Томы, на берега Дуная. Тиберий не отменил эту ссылку. Смерть унесла Овидия в 17 году.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Эра Меркурия
Эра Меркурия

«Современная эра - еврейская эра, а двадцатый век - еврейский век», утверждает автор. Книга известного историка, профессора Калифорнийского университета в Беркли Юрия Слёзкина объясняет причины поразительного успеха и уникальной уязвимости евреев в современном мире; рассматривает марксизм и фрейдизм как попытки решения еврейского вопроса; анализирует превращение геноцида евреев во всемирный символ абсолютного зла; прослеживает историю еврейской революции в недрах революции русской и описывает три паломничества, последовавших за распадом российской черты оседлости и олицетворяющих три пути развития современного общества: в Соединенные Штаты, оплот бескомпромиссного либерализма; в Палестину, Землю Обетованную радикального национализма; в города СССР, свободные и от либерализма, и от племенной исключительности. Значительная часть книги посвящена советскому выбору - выбору, который начался с наибольшего успеха и обернулся наибольшим разочарованием.Эксцентричная книга, которая приводит в восхищение и порой в сладостную ярость... Почти на каждой странице — поразительные факты и интерпретации... Книга Слёзкина — одна из самых оригинальных и интеллектуально провоцирующих книг о еврейской культуре за многие годы.Publishers WeeklyНайти бесстрашную, оригинальную, крупномасштабную историческую работу в наш век узкой специализации - не просто замечательное событие. Это почти сенсация. Именно такова книга профессора Калифорнийского университета в Беркли Юрия Слёзкина...Los Angeles TimesВажная, провоцирующая и блестящая книга... Она поражает невероятной эрудицией, литературным изяществом и, самое главное, большими идеями.The Jewish Journal (Los Angeles)

Юрий Львович Слёзкин

Культурология