Секс и страх

Морфо – это прозвище Венеры Спартанской27. Афродита в глазах лакедемонян была именно morphe (по-латыни forma – красота) – в противоположность мужскому, фаллическому, фасценнинскому божеству, богу amorphos (или, иначе, kakomorphos, или asemos, a по-латыни deformis). Аристотель определяет мужской орган так («О частях тел животных», 689а): «То, что увеличивается и уменьшается в объеме». Metamophosis – это мужское желание. Греческое слово phvsis имеет двойное значение – природа и phallos.

Глагол augere дал два производных – auctor и Augustus. Рождение Империи совпадает с этим эпитетом, который уже означает судьбу, повелевающую сексуальностью Империи. 16 января 27 г. до н.э. Октавиан становится Августом28, и шестой месяц получает название «август». Augustus – умножитель – такова уставная императорская функция. Мы хотим, чтобы к нам вернулась весна, чтобы урожаи были обильны, чтобы дичь водилась во множестве, чтобы дети выходили из чрева матерей, чтобы пенисы воздымались, как фасцинусы, и проникали туда, откуда выходят дети, дабы посеять там новых детей. Целий говорил, что у болезней есть четыре периода – атака (initium), приступ (augmentum), отступление (declinatio), ремиссия (remissio). Момент живописи – это всегда augmentum.

Греческая aedaimonia стала этим augmentatio, этим inflatio, которое являет собой торжественную римскую auctoritas. Современным людям неизвестен древний смысл слова «инфляция», а именно: «надув, придать форму». Flare, inflare, phallos, fellare – все эти слова имели отношение к тем, кто играл на дионисийской флейте или занимался ремеслом стеклодува. Это означало придать чему-то реальному раздутую, преувеличенную форму.

В философии Эпикура медицина и философия неразделимы. В философии стоиков сперматический logos правит миром. Вселенная – это одно гигантское животное, cosmos – один великий zoon, который описывается художником (zo-graphos). Платон утверждает («Menexem», 238а): «Ибо это не земля подражала (memimotai) женщине в беременности и родах, но женщина – земле (alia gino gen)». Плутарх передает нам следующее высказывание Ламприя29(«О лике, видимом на Луне», 928): «Светила суть глаза, несущие свет и вставленные в оправу лица Сущего. Солнце, подобно любящему сердцу, посылает свет во все пределы, согревая им все живое, точно кровь, греющая тело. Море – это мочевой пузырь природы. Луна же – меланхолическая печень мира». Венера считалась матерью Рима, и торжественный призыв к ней, согласно Лукрецию, озарял ее красотой «природу вещей»: «О, мать рода Энеева, voluptas мужчин и богов, о, Венера-кормилица, ты, что под блуждающими знаками неба оплодотворяешь море, несущее корабли, удобряешь землю, рождающую злаки, ибо всякое зачатие исходит от тебя, ибо твоею силою все живое рождается на свет божий, под солнцем; о, богиня, ветры затихают при твоем появлении, облака тают, цветы раскрываются, волны вздымаются, небеса сияют, птицы взлетают ввысь, и взбодряются стада. Моря, горы, бурные реки, зеленеющие поля – все обязано жизнью твоему желанию. Ты способствуешь процветанию и благополучию. Без тебя ничто не может достигнуть божественного берега света. Ты одна правишь природою»30. Лукре. ций Кар объединяет в одной и той же voluptas Спартанскую Венеру Forma, Капитолийскую Венеру31 Calva, Венеру-Покорную (Obsequens) Большого Цирка32, Венеру-Благочестивую (Verticordia) матрон, отвращающую сердца от разврата, и, наконец, Венеру Дикую обитающую у Коллинских ворот. Именно эта последняя – Венера Дикая (или, иначе, Эрицина, или Африканка, или Сицилианка) стала богиней для Суллы33, Венерой Победоносной (Victrix) для Помпея34, Венерой-Прародительницей, Genetrix (матерью Энея и всех Юлиев) для Цезаря35 и, наконец, Венерой – покровительницей Империи – до такой степени, что Веспасиан уподобил ее самому Риму, называя Roma36. Это она стала богиней – покровительницей вина, празднества 23 апреля, любой весны, любого цветения, любого изобилия, любого богатства, всего, что делает жизнь счастливой.

Игроки в кости называли «даром Венеры» самую благоприятную комбинацию – выпавшие одновременно 1, 3, 4, 6.

Тремя веками позже, к 160 году, Апулей завершил свои «Метаморфозы» гимном лунному божеству, которое повелевает рождением людей и снов, демонов и теней. Луций просыпается на Кенхрейском берегу, охваченный внезапным страхом (pavore subito). Он открывает глаза и видит полную луну, встающую из волн Эгейского моря. Герой бежит к морю и семь раз погружает голову в волны. Лишь тогда он осмеливается воззвать к царице небес (regina caeli), произнеся все ее имена – Венера, Церера, Феба, Прозерпина, Диана, Юнона, Геката, Рамнузия… и вновь засыпает на Кенхрейском берегу.