Читаем Секс и ранг полностью

Борьба за альфа–ранг у самца шимпанзе провоцируется самками и иногда самцами в группе. «Уверенность» для борьбы за альфа–ранг самец шимпанзе получает от своей группы поддержки. В борьбе за альфа–ранг никакое «настырство» не нужно – если есть хорошая поддержка, альфа–ранг можно завоевать и за день. Если поддержка слабая – борьба может длиться целый месяц, а потом снова возобновляться. Но в такой борьбе нужно не «настырство», поскольку в борьбе за ранг его одинаково хотят получить все, а хороший расчет сил союзников и противников. «Наглых», т.е. тех, кто лезет без поддержки, не просто подавляют, им наносят достаточно серьезные травмы. С травмой становится уже не до «наглости» и не до «настырства». А в зоопарках этих «наглых» и «настырных» просто убивают.

До того, как автор начинает рассматривать примативность, все в общем верно. Единственное – про ранги. Удержание ранга всегда временно. Это в книге совершенно игнорируется. Не бывает не то что вечных, а долгих альф или доминантов.

Примативность

Если какой–то человек вовсе не подвержен влиянию своих инстинктов, живет только рассудком — такой абсолютно не примативен (в реальной жизни такие не встречаются); Другой, полностью живущий одними чувствами, то есть всецело своим инстинктам подчинён — абсолютно примативен. Примативность — показатель силы врождённых поведенческих программ по отношению к рассудочно–мотивированному поведению.

Нет смысла говорить, что это понятие полностью ложно, приводя какие–то внешние примеры. Для его критики достаточно рассмотреть его внутренние противоречия.

У человека – в данном случае речь идет о мужчинах — есть инстинкты: желание секса, стремление к доминированию. Но подчиненное поведение по отношению к доминанту это тоже инстинкт – это поведение прописано на уровне инстинкта. Если бы было иначе, все бы мужчины сцепились в один клубок и так бы грызли друг друга, пока не остался бы только один. Так не происходит, потому что инстинктивные программы переключатся.

Выходит так, что инстинкты противоречат друг другу. И каким именно инстинктам тогда должен быть подчинен т.н. «высокопримативный»? На этом доказательство в общем закончено; определение содержит в себе фатальное противоречие.

Есть еще инстинкты: территориальный (охрана), познавательный (исследование мира), подражание. Как эти инстинкты относятся к примативности? А особенно подражание?

Теоретически, уже развивая тему, можно предположить, что имелся в виду только инстинкт доминирования. Но тогда этот инстинкт есть почти у всех, поскольку все мужчины – на 3/4 потомки альф. Но он включается и выключается, он не постоянен. Более того, он работает в ограниченном временном промежутке.

Далее – рассудок. Из приведенного определения следует противоположность инстинктов и рассудка. Самоконтроль, естественно, относится к рассудку – самоконтроль сдерживает инстинкты. Выходит так, что у кого хуже самоконтроль – тот и более примативен. Тогда в качестве идеала «примативности» получается психопат. Истерика – это знак примативности. Но истерика – это знак неполноценности, явно различаемый здоровыми женщинами.

Примативность – это один параметр. Если бы она существовала, всем бы женщинам нравились бы одни и те же мужчины. Но это ведь не так. Разным группам женщин, разным типажам женщин, разным возрастам женщин нравятся разные мужчины. Факт. Даже у мужчин, наделенных от природы всем альфа–свойствами, есть проблема – их побаиваются. И это разные предпочтения – не результат нарушений, это результат правильной работы правильных инстинктивных программ.

Программы переключаются в зависимости от наблюдаемой обстановки. Чтобы правильно переключать программы, нужно выявлять закономерности среды. Для этого выявления нужен интеллект. Для того, чтобы правильно действовать в наблюдаемых условиях, нужен самоконтроль. Самоконтроль как раз и переключает подчинение и доминирование. Всех, у кого были проблемы с переключателями, порвали еще в саванне. Рассудок – это арбитр между инстинктами, а не противоположность инстинктам. Противопоставлять его инстинктам неверно.

Перейти на страницу:

Похожие книги

1937. Трагедия Красной Армии
1937. Трагедия Красной Армии

После «разоблачения культа личности» одной из главных причин катастрофы 1941 года принято считать массовые репрессии против командного состава РККА, «обескровившие Красную Армию накануне войны». Однако в последние годы этот тезис все чаще подвергается сомнению – по мнению историков-сталинистов, «очищение» от врагов народа и заговорщиков пошло стране только на пользу: без этой жестокой, но необходимой меры у Красной Армии якобы не было шансов одолеть прежде непобедимый Вермахт.Есть ли в этих суждениях хотя бы доля истины? Что именно произошло с РККА в 1937–1938 гг.? Что спровоцировало вакханалию арестов и расстрелов? Подтверждается ли гипотеза о «военном заговоре»? Каковы были подлинные масштабы репрессий? И главное – насколько велик ущерб, нанесенный ими боеспособности Красной Армии накануне войны?В данной книге есть ответы на все эти вопросы. Этот фундаментальный труд ввел в научный оборот огромный массив рассекреченных документов из военных и чекистских архивов и впервые дал всесторонний исчерпывающий анализ сталинской «чистки» РККА. Это – первая в мире энциклопедия, посвященная трагедии Красной Армии в 1937–1938 гг. Особой заслугой автора стала публикация «Мартиролога», содержащего сведения о более чем 2000 репрессированных командирах – от маршала до лейтенанта.

Олег Федотович Сувениров , Олег Ф. Сувениров

Документальная литература / Военная история / История / Прочая документальная литература / Образование и наука / Документальное
100 знаменитых сражений
100 знаменитых сражений

Как правило, крупные сражения становились ярчайшими страницами мировой истории. Они воспевались писателями, поэтами, художниками и историками, прославлявшими мужество воинов и хитрость полководцев, восхищавшимися грандиозным размахом баталий… Однако есть и другая сторона. От болезней и голода умирали оставленные кормильцами семьи, мирные жители трудились в поте лица, чтобы обеспечить армию едой, одеждой и боеприпасами, правители бросали свои столицы… История знает немало сражений, которые решали дальнейшую судьбу огромных территорий и целых народов на долгое время вперед. Но было и немало таких, единственным результатом которых было множество погибших, раненых и пленных и выжженная земля. В этой книге описаны 100 сражений, которые считаются некими переломными моментами в истории, или же интересны тем, что явили миру новую военную технику или тактику, или же те, что неразрывно связаны с именами выдающихся полководцев.…А вообще-то следует признать, что истории окрашены в красный цвет, а «романтика» кажется совершенно неуместным словом, когда речь идет о массовых убийствах в сжатые сроки – о «великих сражениях».

Владислав Леонидович Карнацевич

Военная история / Военное дело: прочее