Однажды в полдень я зашла в Плазу, села на скамейку и начала мечтать, я представила, что Джимми просто на неделю оставил меня здесь, и я покупаю красивые платья, хожу в дорогие рестораны и даже танцую на балах. Я думала о моем высоком, сильном Джимми, его темных глазах, с нежностью смотрящих на меня, о теплой улыбке его полных губ, о его сильных, защищающих от всех неприятностей руках. Но возможно, когда вернется из армии, он будет уже другим, старше и честолюбивее. Но почему Джимми не может мечтать о том же самом?
Однажды, возвратившись из исторического музея, я села за фортепиано и начала играть. Внезапное появление Агнессы испугало меня. Она еще никогда не появлялась так неожиданно. Мне показалось, что она чем-то рассержена, и я решила не начинать разговор первой.
– Мой отец был талантливый пианист, – сказала Агнесса, – но он не считал это настоящей работой.
– Любой талант дается свыше.
– Да, возможно.
Никогда я не видела еще в ее взгляде такой печали. Агнесса стояла во всем черном, на ней не было никаких драгоценностей, что было довольно непривычно.
– У вас не было ни братьев ни сестер? Я нигде не видела их фотографий, – спросила я.
– Нет, я была единственным ребенком. У моей матери были сложные роды, и она поклялась все отдать мне.
– Вы никогда не хотели выйти замуж? – я испугалась, что затрагиваю чересчур личные темы. Но Агнесса улыбнулась.
– У меня было много возможностей, но я всегда боялась брака.
– Боялись? Почему?
– Я боялась, что брак подрежет мои крылья, что я стану красивой канарейкой в золотой клетке. Я продолжала бы петь, но голос мой отяготился бы заботами. Трудно быть хорошей женой, матерью и жить на сцене. Вы скоро поймете, что существуют люди различной породы. Для одних сцена всегда остается первой и единственной любовью, и они ни за что не пожертвуют ею. Но когда-нибудь гаснут ее огни, и мы слышим прощальные аплодисменты. Действительно, – сказала она, как бы обводя взглядом публику, – я была замужем все это время, замужем за театром.
– Вы думаете я не смогу стать певицей, если обзаведусь семьей? – спросила я. Мне бы не хотелось выбирать между своими мечтами.
– Это трудно, это будет зависеть полностью от вашего мужа, от его понимания и любви. Но это случается ужасно редко.
– Почему редко?
– Потому, что ему придется видеть, как вы поете о любви другим людям, и делаете это так убедительно, что зрители верят, что вы действительно их любите.
Я никогда не думала об этом прежде. Эти мысли внесли разлад в мое сердце, я попыталась представить Джимми, сидящего в зале и слушающего меня. Джимми, которого так ожесточил внешний мир и который был так легко раним.
– Но, – хвастала Агнесса, – я разбила сердца многих молодых людей. Вы знаете, что я храню в этой вазе, под замком?
– Нет, что?
– Ашес Санфорд Литтлетон, молодой человек, который так любил меня, что покончил с собой. Перед смертью он завещал кремировать его, а урну с прахом отдать мне, – она рассмеялась. – О, не смотрите так зло, вы не должны менять планы на жизнь после моих слов, – сказала Агнесса.
Я смотрела не зло, просто была сильно потрясена. Агнесса уже собиралась выходить, но вдруг остановилась и сообщила:
– Вам сегодня пришло письмо.
– Письмо?
– Да. Госпожа Лидди принесла его в вашу комнату, когда меняла постель.
– Спасибо, – сказала я и пошла к себе, чтобы найти письмо.
Я думала, что оно от Джимми, о его планах приехать в Нью-Йорк, но когда я взяла конверт, то увидела что письмо отправлено из гостиницы, с побережья Катлеров. Оно было уже открыто и повторно запечатано лентой. Отправитель – папа Лонгчэмп, человек, которого я все детство считала отцом, и который больше подходил на эту роль, чем Рэндольф Катлер.
Я быстро распечатала конверт. Судя по дате, поставленной сверху, письмо было отправлено три недели назад. Три недели! Какой ужас! Сколько оно провалялось в гостинице? По какому праву его читала бабушка Катлер?
Я попробовала сдержать свой гнев, но он еще долго мешал понимать прочитанное.