Он шагнул под душ, и вода потекла по его оливковому телу. Его признание подействовало на девушку.
— Правда?
— Ага. Мне не хотелось ни до кого дотрагиваться, пока я снова не увидел тебя.
— А блондинка в замке в то утро?
Он поморщился:
— Она везде таскалась за мной и никак не хотела уходить. А я не спал несколько ночей, и у меня не было сил выставить ее.
Джамиля все еще закрывала груди ладонями. Салман убрал ее руки. В его глазах была такая страсть, что все ее благие намерения растаяли, словно льдинки на горячих углях. Потрясенная его словами, она снова оказалась у него в плену. Он намылил руки и начал водить ими по всему ее телу. Джамиля прислонилась к стене, ее веки отяжелели, а глаза замечали только то, как все сильнее и сильнее он возбуждался.
Он повернул ее и прижался к ней сзади, сжимая ее груди в ладонях. Его пальцы теребили ее соски, она извивалась, ощущая ягодицами его член. Затем его руки опустились на ее живот, затем еще ниже, где все было горячим и влажным от нового желания. Он прошептал:
— Не могу ждать… Упрись руками в стену…
Она беспрекословно подчинилась ему и почувствовала, как он притянул ее к себе и раздвинул ее ноги. И в этот момент она вскрикнула, потому что он вошел в нее.
Одной рукой он ласкал ее клитор, другой — гладил и мял ее груди. Вода заливала их, и Джамиля едва могла дышать, боясь, что лишится рассудка. А потом огромная волна накрыла их и понесла. Джамиля судорожно хватала воздух и откидывала голову всякий раз, как он входил в нее. И каждый толчок его тела погружал ее в новое наслаждение. Наконец, войдя в нее, он затих.
Салман нежно повернул ее, притянул к себе и поцеловал:
— Все хорошо?
Она только кивнула, потому что не могла говорить. Он вынес ее из душа на руках и завернул в полотенце.
Никогда еще она не переживала ничего подобного. Да и раньше было прекрасно, но… Но на это раз наслаждение было беспредельным. Похоже на то, словно до этого она была покрыта каким-то дополнительным покровом, который на этот раз исчез — и она получила возможность ощущать наслаждение в разы острее. В каком-то смысле так оно и было, ведь она больше не была невинной…
Он завязал на ее голове полотенце, другое — вокруг своей талии и повел ее в спальню.
Джамиля все еще не могла говорить, но постепенно ее чувство реальности возвращалось, и она увидела, что Салман сидит на кровати, опустив голову. Словно почувствовав ее взгляд, он поднял глаза. Его лицо было мрачным.
— Я забыл презерватив.
В этот момент Джамиля вспомнила о своем горе, и ей стало тяжело. Она даже не заметила, что они без презерватива!
— Все нормально. У меня сейчас безопасные дни. — Она отвела взгляд и поняла, что должна рассказать ему о том, что случилось. Она не знала, хотела ли этим причинить ему боль, потому что он заставил ее чувствовать себя беззащитной, или просто считала, что он должен знать, что пусть и совсем недолго, но был отцом. — В любом случае я пойму, что беременна, уже через пару недель.
— Что ты имеешь в виду? Как ты узнаешь?
— Потому что я уже была беременна один раз и симптомы появились сразу же. Но через месяц я потеряла ребенка.
Она повернулась, чтобы посмотреть на него, но вместо потрясения на его лице было только сострадание.
— Поэтому у тебя долго никого не было?
Она не сразу осознала, что он ничего не понял. Неужели можно быть настолько тупым? Ей хотелось смеяться и плакать одновременно. И вдруг желание все рассказать исчезло. Зачем это нужно, если он не в состоянии ничего понять? Тем более после того, что он сам рассказал ей вчера. Ей не хотелось добавлять еще что-то к его и без того огромному чувству вины.
— Примерно так… Знаешь, я очень устала. Хочу спать. Одна.
К ее глубокому облегчению, после долгого молчания — по-видимому, он не знал, что делать с той информацией, которую она ему сообщила, — он спросил:
— Уверена?
Джамиля кивнула, и Салман поднялся и ушел. Все еще закутанная в полотенце, она легла на кровать, свернулась калачиком, и молчаливые слезы потекли по ее щекам. Она думала о ребенке, который так и не родился.
Салман долго лежал без сна и думал о том, что сказала ему Джамиля. Узнав, что она была беременна от другого, он испытывал смешанные чувства. В целом его мучило что-то, похожее на ревность, которую он уже испытал чуть раньше.
Он поклялся себе, что у него никогда не будет детей. В этом мире и так слишком много людей, говорил он себе. Однако главной причиной все-таки было то, что он не был уверен, что сможет защитить ребенка от всех ужасов, которые могут поджидать его. Да и тот кошмар, который он сам пережил, оставил на нем такие отметины, которые, он боялся, передадутся его сыну или дочке. Именно поэтому он принял жесткое решение уже почти десять лет назад и сделал вазектомию. Презервативами он пользовался, только чтобы избежать инфекций. Однако Джамиля поняла его на свой лад, что вполне естественно. Он ничего не сказал ей, потому что никогда никому не говорил о вазектомии.