Секреты для посвященных

Не исключено, что Сидоркин и соучастник, и жертва одновременно. Почему Трушин так решил? По заключению медэксперта удар нанесен сторожу в момент, когда тот сидел за столом, низко склонив голову. Что он делал за этим столом? Читал? Нет, вряд ли. Не такой Сидоркин человек, чтобы коротать долгие ночные часы за книгой. По мнению следователя, сторож в момент убийства не читал, а считал. Вернее, пересчитывал деньги, которые только что вручил ему сообщник. Во всяком случае, на пачке, отлетевшей в момент удара в сторону и обнаруженной под шторой, имелись отпечатки его пальцев. И еще чьи-то, пока не идентифицированные…

Входило ли в планы неведомого преступника убийство сторожа в конторе, у сейфа? Удобнее и надежнее это можно было сделать в другом, укромном месте. Тогда и труп удалось бы получше спрятать. Скорее всего, решение избавиться от Сидоркина созрело мгновенно и тотчас же было приведено в исполнение. Откуда такая спешка? Может быть, сторож появился неожиданно? С ним вступили в переговоры, посулили часть денег и… А откуда след под окном? Если сторож появился неожиданно, значит, убийца уже был в конторе. А могло быть и так: сторож явился на дежурство, включил свет, а потом отправился по своим делам. В этот момент появляется человек в рифленых сапогах. Заглядывает в окно. Видит: никого. Входит, открывает сейф, и… в этот момент появляется сторож.

Трушин постарался унять разыгравшееся воображение. Основа построения любой версии — вещественные доказательства. Без них следственные версии не более чем беспочвенные фантазии.

Итак, кому же все-таки принадлежит четкий след под окном конторы?

3

Олег Клычев не находил себе места. Все мысли, чувства были взвихрены, взбаламучены. Каждое слово, каждое движение давалось ему с трудом. Давно, с малолетства, он начал закалять свою волю, учился переносить боль, сдерживать чувства, выработал в себе умение скрывать их. Никто не должен был догадаться о том, что таится внутри этого сильного, крепко сбитого парня. Сейчас, к тридцати годам, он твердо стоял на ногах, знал, что хочет, как этого достичь. Руководитель самой крупной в леспромхозе бригады, не выходившей из передовых, всегда побеждавшей в соревновании, он пользовался в леспромхозе известностью и уважением. Его побаивались — словно отлитый из стали, он не имел слабых, уязвимых мест, на язык был остер, на расправу быстр. Мог и сам мощными кулаками утихомирить обидчика, могли это сделать и другие — в бригаде немало было людей с темным прошлым. Брал любых, лишь бы были крепки, умели работать и хотели зарабатывать. Он их не боялся, а они были ему преданы, по одному слову бригадира могли навести шорох. Только укажи кого и где. Клычев, само собой, им воли не давал, чтил закон, но ему было приятно чувствовать за собой эту темную, страшную, но покорную ему силу.

Как же так могло случиться, что этот человек дрогнул, сбился с ноги, заплутал и теперь, укрывшись в своем бригадирском вагончике, дрожал от страха, как какой-нибудь нашкодивший пацан, укравший у отца трешку и накрытый на своем воровстве?

Однако дело тут было посерьезнее… и грозило не отцовской поркой.

Все началось с этой девки, с Раисы. До встречи с нею женский вопрос Олег Клычев решал просто. Они сами льнули к нему, просили ласки, он давал и брал — были квиты. От такой мены мало что оставалось — приятные или, наоборот, неприятные воспоминания, и только. Фотокарточек на память не брал, писем, вернее записочек, не хранил, ни засушенных цветочков, ни завязанных бантиком ленточек. Было бы из-за чего душу травить. Житейское дело, и все тут.

И с Раисой так началось. Единственное, что раздосадовало Олега, — девица полюбила его со всей страстью первой любви. Это грозило ему некоторыми сложностями, а он их не любил. Однако обошлось. Более того, Раиса сама покинула его — без упреков и объяснений, молча, отрезала, и все. Она поступила с ним так, как он прежде поступал со своими подругами, и это удивило его. Удивило, и только! Вздохнул с облегчением: распутался. Баба с воза — кобыле легче.

Однако вскоре обнаружил: легче не стало. Наоборот, сделалось тяжелее. Почему-то хотелось видеть Раису — и чем чаще, тем лучше. Он глядел на нее издали из-за дерева или из-за угла конторы, выискивал недостатки — причесалась кое-как, вихры во все стороны, одета небрежно, походка, как у парня. Не то что у других, те вышагивают, переваливаясь, все тело у них играет: мол, погляди-ка на меня, каково!

И Олег, бывало, глядел. С интересом и снисходительной усмешкой: с ним играли, и он готов был к этой игре, заранее знал, как она начнется и чем окончится.

С Раисой по-другому. Игры не было вовсе. А что было? Неизвестно. Только почему же ему сейчас так плохо, прямо, сказать, тошно. Зачем ему эта девка, для чего? Жениться? Да на кой черт ему женитьба? Жена, семья — это для него все в будущем, и не здесь, в медвежьем углу, а где-то там, в других краях, где все приспособлено для счастливой жизни, может, в Сочи?