Секретарь обкома

Он не знал, почему это так уж хорошо. Но это действительно было хорошо. Они ведь уже дивно друзья с Майей. Это давно все видят и знают о цехе. В цехе не мало поводов каждый день, чтобы то Майя шла за советом к товарищу Денисову, то товарищ Денисов шел к Майе. И если товарищ Денисов не сразу знает, что ответить по тому или иному поводу, то о Майе Сиберг этого не скажешь. Прежде всего она считает, надо присесть и все хорошо обдумать. И когда она думает, на голубые глаза ее набегают тучки, глаза темнеют на какое-то время, на переносье возникает морщинка, а веселые ямочки на щеках сглаживаются. «Вот так! — вдруг говорит она, и все тучи в сторону, глаза вспыхивают радостной голубизной, ямочки вновь на месте. — Я думаю, что надо сделать так…» — И идет обстоятельный рассказ о том, что она надумала.

Поднялась страшная шумиха, толчея. Ребят стали сажать в автобусы. В общем гуле без следа растворились последние, самые важные наставления мамаш. Папаши из отдаления уже махали руками. Но автобусы с ребятами еще простояли минут пятнадцать: няньки, сестры, заведующая все еще бегали от них к дверям детского сада, от дверей к автобусам, — что-то, оказывается, позабыли, о чем-то не позаботились. Пока наконец председатель завкома не взял бразды правления в свои многоопытные руки.

— Ну вот что, товарищи персонал! — сказал он. — Давайте-ка и вы на свои места, да отчаливайте. А то до завтра не соберетесь. Что позабыли, пришлем после. По коням! — Он показал рукой шоферу головного автобуса. — Трогай! — и автобусы, заревев, медленно пошли по улице. Мамы, которые помоложе, еще бежали рядом с ними, потом и они отстали, и вся растянувшаяся толпа дружно махала вслед набиравшим скорость машинам. Кто нахмурился, кто всплакнул сквозь улыбку. Ну, а как же? — дети же, радость жизни; беспокойная радость, тревожная, но великая радость человека, его надежда, его богатство, его будущее. Чего не наговорят родители детям своим в сердцах, в какую-нибудь трудную жизненную минуту, но и чего они не сделают, чтобы защитить их в минуту опасности. Вчера, может быть, эти мамы и папы рассуждали о том, как хорошо будет пожить без ребятишек пару месяцев, отдохнуть. А сегодня они готовы мчаться за автобусом и вернуть, вернуть назад, домой, своих Вовиков, Славиков и Таточек, без которых вдруг таким тоскливым и пасмурным стал этот воскресный нерадостный день. Ну что, придешь сейчас в пустой дом, что там делать одним, чуда броситься, чем заняться?.. И машут, машут растерянные люди, хотя даже дымок от автобусов уже развеяло утренним ветерком.

В конце концов возле заборчика детского сада остались только Александр, София Павловна и Майя.

— Вот Майя, мама, — сказал Александр.

— Да, да, Шурик, мы уже здоровались, — ответила София Павловна, как всегда удивляясь цвету волос этой девушки, цвету ее глаз, ее мягким движениям. — Знаете что, — сказала она, подумав. — Зови, Шурик, Майю к нам. Мы же, в сущности, не завтракали. Будем вместе завтракать. Поехали, Майечка! Сегодня воскресенье.

— Да, конечно, — ответила Майя просто. — Мне сегодня можно гулять. Вся семья сестры дома.

Возле дома Денисовых Майя купила у старушки несколько букетиков полевых цветов.

— Я очень люблю цветы, — сказала она краснея. — Их надо поставить в маленькие вазочки. Это красиво.

Цветы поставили на столе в маленькие вазочки, и это, действительно, было очень красиво: перед каждым по два, по три цветочка. Вазочек, правда, столько не оказалось, поставили в хрустальные стопки. Майя сказала, что это ничего, это все равно можно.

Юлия, готовившая завтрак, одобрила Майин вкус. Василий Антонович начал разговор с Майей о делах в бригаде коммунистического труда. Майя сказала:

— Вам разве Александр Васильевич не рассказал, что у нас теперь не только бригада и не только участок, а весь цех борется за звание цеха коммунистического труда?

— Мы с Александром Васильевичем редко видимся, — ответил Василий Антонович с улыбкой.