Секретарь обкома

— Да, есть и такие разговоры обо мне. Это, знаете ли, один критик пустил слух. У меня были ошибки, были заблуждения. Чего-то искал необыкновенного, за чем-то гнался. Но Виктор Тихонович меня вовремя предостерег. А тот критик, года три-четыре назад, вознес меня именно за старые заблуждения. Ловко так сбивал с пути. Ну, печатное слово и сделало свое дело: Столяров — формалист, надежда некоторых ультралевых. Ко мне даже иностранцы затесались в прошлом году. Но их постигло разочарование. Интересного для себя в моей мастерской они не нашли. Они искали западничества, а точнее — упадочничества. Теперь о Виталии Птушкове… Он тоже прослышал о том, что Столяров — формалист, западник. Звонит мне, что хотел бы со мной познакомиться, зайти в мастерскую, посмотреть работы. Что ж, говорю, пожалуйста, товарищ Птушков. Только ничего интересного у меня пока нет. Молодо, мол, зелено, незрело. Ничего, ничего, говорит, вы не прибедняйтесь. Договорились на какой-то день, на какой-то час. А тут, именно в тот день, но часа за два до появления Птушкова, зашел ко мне Виктор Тихонович. Я ему все рассказываю, сомневаюсь. А он говорит: «Алешка, зто замечательно. Бумага у тебя есть?» Бумаги, как на грех, не оказалось. Нашел он у меня рулон обоев, от ремонта осталось. «Давай, говорит, работать, Давай, говорит, убирай быстренько со стен, отовсюду, свои этюды, свои наброски, портреты, картины, таскай на антресоли. А я займусь этим». Нарезал обоев, на их обратной стороне принялся малевать жуткий бред всеми красками — акварелью, гуашью, просто чернилами. Я таскаю свои работы на антресоли, пыль глотаю. Он бешено малюет. Потом и я ещё успел парочку бредов создать минут за пятнадцать. Словом, изготовили так штук двадцать «полотен» в духе тех, что на выставках современного искусства демонстрируют в Венеции. Расшпилили кнопками по стенам. «Ну, теперь можем принимать ценителя», — сказал Виктор Тихонович.

Птушков пришел, долго ходил вдоль стен, внимательно этак, оценивающе рассматривал. Мне стыдно, краснею, лепечу что-то. Виктор Тихонович грозит пальцем, смотри, мол, не подведи. Поговорили, то да сё. Стал он называть имена каких-то своих литературных богов. Виктор Тихонович каких-то живописных богов назвал. Птушков и говорит: «А эти вещицы продаются?» Я рта не успел открыть, Виктор Тихонович уже отвечает: «Да, конечно. А для чего же их мастер создавал. Не для себя же. Для народа, для воспитания чувств и вкусов». — «Так, так, — говорит Птушков. — А сколько каждая вещь может стоить?» — «На круг, — говорит Виктор Тихонович, — по восемьсот рублей». Я взял и вышел. Постоял в передней, перевел дух, вернулся. Они уже снимают мазню нашу со стен, свертывают в рулоны. Пять штук унес Птушков. Благодарил уходя, сказал, что непременно на днях ещё зайдет. Когда он ушел, Виктор Тихонович упал на диван и хохочет, хохочет. А я чуть не плачу. На столе-то пачка денег лежит. Толстая пачка. «У него, говорит, только четыре тысячи нашлось. Пока больше нет. Получит, за остальными полотнами зайдет». — «Это мошенство, говорю. Это нечестно, это уголовщина, Как ни уговаривал меня Виктор Тихонович, не мог я взять деньги. Отправил их обратно Птушкову. А Виктор Тихонович отправил ему заодно и остальные картинки на обоях. Все со временем стало всем известно. Птушков подошел ко мне как-то и сказал великодушно: «Вам, Столяров, я прощаю. Вы молодой, вас запутали, обработали, втянули в грязную историю. Но Туру вашему Хлебченке плохо ещё придется. Это он все подстроил, понимаю. Обольется кровавыми слезами». Писал потом эпиграммы на Виктора Тихоновича, сплетни пускал. Вот какая история, Юлия Павловна.

— Я этого не знала.

— Сам Птушков ведь не расскажет. — Столяров усмехнулся. — Он очень злобствует сейчас, сидя в деревне. У него нелады в колхозе. Один его приятель рассказывает, что Птушков поэму написал, все, дескать, закачаются. Полная правда жизни. Пока в списках ходит, а со временем в «Старгородском альманахе» напечатают.

Они вышли из кафе вместе. Столяров провожал Юлию до дому, рассказывал неизвестные ей местные происшествия. Она слушала рассеянно. Она думала о том, что с кем угодно можно встретиться в городе, даже вот с незнакомыми, с едва знакомыми, но только не с тем, к кому так влечет, с кем так хочется встретиться.

35

Василий Антонович сидел за длинным, покрытым красной материей столом, на ярко освещенной сцене, между Владычиным и новым директором комбината Архиповым, смотрел, в зал. В зале Дома культуры собралось более тысячи коммунистов — почти вся партийная организация этого большого и важного предприятия Старгорода. Целиком был заполнен партер, полон был амфитеатр; пустовал только балкон. Доклад делал заместитель директора, старый инженер-химик. Он рассказывал о том, как на комбинате выполнен план первого года семилетки и что делается для того, чтобы семилетний план выполнить с опережением графика.