Мануэлла открыла глаза. Она не могла понять, что это было, сон или видение. Вскочив на ноги, девушка начала лихорадочно ощупывать стены – было так темно, что по каморке можно было передвигаться только на ощупь. Поиски продолжались очень долго. По временам Мануэлле казалось, будто это был просто сон, и никакого выдвигающегося камня здесь нет. Тогда она прекращала поиски и в изнеможении опускалась на солому. Но потом снова вскакивала и начинала искать, видя в этом свое единственное спасение.
Внезапно в конце коридора послышалась тяжелая поступь стражей. Мануэлла сразу поняла, что это идут за ней. А она так и не обнаружила в стене тайника.
«Все кончено!» – подумала она, сжимая в вспотевшей ладони злополучную монету.
Тут, словно какая-то сила заставила ее подняться, Мануэлла бросилась к стене и стала снова ее обыскивать. Шаги раздавались все ближе, Мануэлла с ужасом понимала, что она не успеет спрятать монету.
Когда шаги смолкли у самой двери, ее рука нашарила небольшой, неправильной формы камень, который легко выдвигался из стены...
Глава 4
Самое удивительное, что наш с Евой поступок не повлек никаких неприятностей. Журавлева сказала, будто так получилось, потому что мы с ней и так уже достаточно натерпелись страхов, пока бродили по эскуриалу. Что правда, то правда, попереживать пришлось больше, чем достаточно.
У меня сложилось такое впечатление, что все эти чудеса, которые происходили во дворце, были связаны с той самой монеткой, которую я там нашел. Как только она оказалась у меня в кармане, все прекратилось. Я поднялся к Еве, которая ждала меня у входа. Странно, почему она не заметила, что дверь открыта? Я так и спросил ее:
– Смотри, дверь приоткрыта.
Ева недоверчиво посмотрела на меня, но все-таки повернулась к двери и попыталась толкнуть ее без всякой надежды. Но дверь поддалась.
– Ой! – то ли удивленно, то ли испуганно воскликнула Журавлева. – И вправду открыта! Чудеса!
– Пойдем отсюда, – сказал я ей, – мне эти все чудеса уже порядком приелись.
Не помню, где я оставил фонарик, только когда мы вышли из дворца, его у меня уже не было.
Журавлева возражать не стала. Мы вышли из дворца и направились к автостраде, где благополучно погрузились в сразу же подъехавший автобус и вернулись в гостиницу.
– А знаешь что! – воскликнула Ева, когда мы поднимались на свой этаж.
– Что?
– По-моему, я поняла, почему эскуриал был таким странным.
Я с интересом посмотрел на нее.
– И почему?
– Да потому, – с торжеством произнесла Журавлева, – что это был никакой не эскуриал!
– Как это?
– Мы попали в какой-то совсем другой дворец. Та женщина, которая привела нас к остановке, не поняла, куда мы хотим попасть.
Объяснение показалось мне вполне правдоподобным.
– Наверное, ты права, – сказал я.
– Конечно, права! Эскуриал не мог выглядеть так странно, – убежденно ответила Ева.
Я промолчал. Мне почему-то больше не хотелось обсуждать происшедшее с нами. Не знаю, по какой такой причине, но у меня не было никакого желания рассказывать Еве о своей находке. Я сам тогда ничего не понимал, и не знал, как буду рассказывать ей о женском голосе, услышанном в подземелье и о наваждении, которое заставило меня рыскать по душной темной каморке в поисках неизвестно чего. Я решил, что расскажу ей об этом как-нибудь в другой раз, когда наше путешествие в Испанию окончится и мы вернемся домой. Ева и не досаждала мне расспросами, ей и в голову не могло прийти, что я мог найти в сыром подвале что-нибудь стоящее.
Журавлева вообще пока не очень охотно вспоминала о нашем посещении дворца, видно, оно оказалось совсем не таким приятным, как она ожидала.
Не знаю, права была Журавлева, когда уверяла меня, что попали мы вовсе не туда, куда собирались, или нет, но я, да и она сама, продолжали по-прежнему называть тот странный дворец эскуриалом. Ведь правду нам все равно не удалось выяснить.
После обеда наша делегация вернулась в гостиницу.
– Почему вас не было с нами? – сходу напустилась на нас Зоя Александровна.
Я так прямо и ответил, что у меня нет никакого желания торчать на семинарах.
– А у меня сильно голова разболелась, – сказала Ева.
Зоя Александровна внимательно посмотрела на нее и отстала – Журавлева и впрямь выглядела неважно.
– Но больше я такого безобразия не допущу, – сказала напоследок директорша.
Так что на два остальных семинара нам-таки пришлось пойти.
Но вообще-то они были довольно интересными, а вовсе не занудными, как я себе представлял.
Вот и пришел день, когда мы вернулись в Москву. Конечно, я бы с большим удовольствием побыл в Испании еще недельку-другую или даже больше, но моего мнения никто не спрашивал. Все были немного грустными. Да и чему тут удивляться, если из солнечной теплой страны мы попали в сырую Москву, где моросили холодные дожди и дул пронизывающий ветер. Глаза за эти две недели так привыкли к яркой зелени, что вид желтеющих засыхающих листьев нагонял тоску.