Секрет политшинели

С этими словами говоривший нагнулся к уху майора и стал ему что-то нашептывать. Теперь я увидел и на его гимнастерке интендантские петлицы с «колесиком» и с двумя кубиками.

– Думаешь? – спросил майор, когда лейтенант выпрямился.

– А вы мне разрешите его допросить, вот и увидите.

– Допросить? – удивился майор. – Ты, Будяков, вроде бы не прокурор, не следователь какой-нибудь, а по строевой части…

– Ну и что же? – возразил лейтенант. – Разве вы не знаете, что я назначен дознавателем по подразделениям штаба дивизии.

– Нет, не знал, – признался майор.

Похоже было на то, что майор, так же как и я, впервые слышит слово «дознаватель».

Лейтенант Будяков это подметил и тотчас разъяснил:

– Дознаватели, товарищ майор, назначаются в подразделениях для всех первичных расследований. Не всегда в момент ЧП или чего другого в подразделении прокурор или следователь окажется. Вот как, например, у нас сейчас… Короче, прошу разрешения этого гаврика допросить.

– А как у тебя со строевой запиской, Будяков? – спросил майор. – Ты бы сперва свое дело закончил, а потом уж за чужое брался.

– Докладываю, товарищ майор, строевую записку о количестве людей я закончить не могу. Сведения о потерях из подразделений и частей дивизии поступать перестали… Сами знаете.

– Знаю, – понуро отозвался майор. – Кое-где уже и терять некого.

– А главное, – закончил свою мысль Будяков, – бдительность для меня – дело не чужое. Да и для вас, полагаю, тоже. Особенно в такой обстановке.

– Ладно, – согласился майор. – Забирай этого молокососа к себе и допроси. Только дай ему чего-нибудь поесть… Доценко, обеспечь котелок каши там или щей… И тому тоже снеси, который у капитана… Все. Выполняйте.

– Есть выполнять, – обрадованно сказал Будяков. Он засветил карманный фонарик и дернул меня за рукав.

– Двигай вперед по свету.

Мы поднялись на второй этаж и оказались в просторной комнате, окно которой было завешено черной маскировочной шторой. Будяков зажег от зажигалки коптилку. Он уселся на стул, сдвинул в сторону лежавшие на столе бумаги.

– Бери стул вон там, у стенки, – приказал он мне.

Когда я сел, Будяков с оттенком торжества в голосе произнес:

– Ну, вот что, Данилов, дело твое яснее ясного. Давай не тянуть. Быстренько говори все, как было, и кончен бал.

В комнату вошел старшина Доценко. Он принес мне котелок с горячей кашей и четвертинку хлеба.

– А ложки у вас не найдется? – спросил я, не зная, как приступить к каше.

– Ишь ты, ложку ему еще подавай! Прямо как в ресторане он здесь себя чувствует, – проворчал Будяков. – Может быть, тебе еще салфетку подать?!

Я не отвечал, плотно набив рот хлебом.

Старшина вынул из сапога алюминиевую ложку и протянул мне.

– Напрасно ты, старшина, свою ложку даешь неизвестно кому. А вдруг окажется, что это шпион какой-нибудь? Получится, что ты из одной ложки с врагом кушал? А? – Будяков засмеялся своей шутке.

– А ничего, – спокойно отозвался Доценко. – Я соби враз другую ложку раздобуду. – С этими словами он пошел к двери.

Я принялся, давясь и обжигаясь, уплетать кашу. Было боязно, как бы Будяков не отнял у меня котелок, если каша помешает мне внятно отвечать на его вопросы. Орудуя ложкой, я рассматривал лицо лейтенанта. Было оно худое и длинное. Подбородок выдавался вперед острым клином. Над лбом вились мелким барашком светлые волосы. Лицо как лицо. Обычное, ничем не примечательное.

– Ну что ж, пообедали, а теперь будем работать, – сказал Будяков.

Он начал задавать мне вопросы.

Из моих слов Будяков установил, что мы с Андреем сами, без чьего-либо приказа, отказались от попытки пройти в Стрельну. Самое пристальное его внимание привлек мой разговор с немецким артиллеристом.

– С этого бы и начал, – сказал он мрачно, досадуя теперь о времени, потраченном на другие разговоры. – Дело, выходит, серьезное. Ты, как я и думал, не простой дезертир…

– Я вообще не дезертир.

– Я и говорю, не дезертир ты. Не сто девяносто третья, а пятьдесят восьмая, один «б», то есть изменник Родины.

– Никакой я вам не один «б» и не сто девяносто третья.

– А кто же ты?

– Я доброволец. Защищаю Ленинград…

– Скажите, пожалуйста! Он – защитник Ленинграда! Без него мы Ленинград не защитим! Без трусов и предателей только и можно остановить наши войска на рубеже обороны, а значит – остановить немцев. А пока такие защитнички имеются, мы так и будем драпать да в окружения попадать. А ты говоришь, зря тебя задержали. Нет, парень, зря никого не задерживают. Ну сам скажи, много ли таких случаев, чтобы наши военнослужащие вступали в связь по телефону с немецкими подразделениями? Это же на весь советско-германский фронт, от Белого до Черного моря, единственный факт! Ладно. Давай-ка все это и запишем.

Будяков обмакнул перо в белую чернильницу-непроливайку и стал писать.

– Пишите точно как я говорил.

В комнате горела коптилка. Когда разрывы снарядов слышались близко, Будяков вслушивался.

– Такая война идет, немцы к Ленинграду рвутся, – сказал он во время одного из таких перерывов, – а тут сиди и разбирайся со всякими.