Секрет девятого калибра

Откуда-то появились другие дети. Постепенно за ними потянулись и родители. Собака Елены Андреевны принялась радостно рваться к песочнице. До сих пор тихий двор за минуту превратился в сущий хаос.

– Нам здесь не дадут поговорить, – понял Стас. – Отойдем подальше?

– Пожалуй, – согласилась Елена Андреевна, медленно ступая и поглядывая в сторону детской площадки. – Надо же так орать. Как цыганский табор, ей-богу.

На вынос тела Василия Васильевича вышли посмотреть две пожилые женщины. Обе, несмотря на жару, кутались в толстые вязаные шали.

– Прощай, Васенька, – вслед носилкам произнесла одна.

– Такой молодой был. Жить бы еще да жить, – сокрушалась ее подруга.

– Кого теперь вместо него посадят?

– Ой, и не говори.

Елена Андреевна, Крячко и Гуров наблюдали за процессом издали, но слова старушек расслышали хорошо.

– А сколько ему было лет? – спросил Стас.

– Восемьдесят один, – ответила Елена Андреевна. – На восьмидесятилетие ему в «Жилищнике» почетную грамоту вручили. Он в тот день всех, кого видел, угощал конфетами. Взял трехлитровую банку, насыпал в нее до краев всяких сладостей и пошел вокруг двора. А мы потом скинулись и купили ему вентилятор.

Гуров покосился в сторону Елены Андреевны, в глазах которой застыли крупные слезы. Она моргнула, и слезы упали вниз, оставив на щеках едва заметные следы.

Осмотр квартиры убитого не занял много времени. Василий Васильевич жил так же скромно, как и питался. В холодильнике стояла кастрюлька с жидкой кашей, в хлебнице лежала одинокая половинка белого «Нарезного». Вскрытая упаковка недорогого печенья соседствовала с пачкой рафинада. Чая оставалось на дне жестяной банки, а из полезного нашлись три картофелины.

– Не понимаю, – бормотал Стас, выдвигая кухонные ящики. – Одна вилка, одна ложка, один нож. И половник. И открывалка. И все, Гуров!

– Он сильно на всем экономил, – сообщил Лев Иванович, открыв коробку из-под обуви. – Тут полно лекарств, но все они просрочены.

– Посмотрю, что там в комнате, – решил Стас.

А в комнате все оказалось так же. Мебель в просторной «двушке» была старой, но выглядела довольно ухоженной. Пыль на поверхностях отсутствовала. Внимание Гурова привлек книжный шкаф, целую полку которого занимали всевозможные самоучители игры на гитаре. Белоснежный тюль слегка подрагивал от слабого сквозняка, оконные стекла, казалось, исчезли – настолько чисто они были вымыты. При ходьбе под ногами скрипели коричневые матовые доски паркета, за которыми хозяин квартиры наверняка ухаживал вручную. В спальне обнаружилась односпальная кровать, которую Василий Васильевич в последний раз в своей жизни застелил очень аккуратно. На стене прямо напротив двери висел большой портрет милой дамы лет двадцати пяти. Гладко зачесанные назад темные волосы и карие глаза прекрасно гармонировали между собой, а крупные мазки масляной краски подчеркивали удлиненный овал красивого лица. На шее девушки висела тонкая цепочка с крупным зеленым медальоном.

– «Тамара», – прочитал Стас подпись в нижнем правом углу картины. – «Художник – Репник В. В. Одна тысяча девятьсот семьдесят первый год. Москва». Лева, я что-то не понял. Это сам Василий Васильевич нарисовал?

– Нигде нет ни кистей, ни красок, ни чего-то похожего, – пожал плечами Гуров.

– А какая фамилия у консьержа?

– Репник, – ответил Гуров и вышел из комнаты.

– Сильно, – оценил Стас и коснулся кончиком пальца поверхности картины. – Настоящая. Офигеть. Он еще и рисовал как бог. Слушай, Гуров, мне же теперь жильцов дома сразу о двух соседях придется расспрашивать. За сутки два убийства в одном месте. Я бы после такого съехал отсюда к чертовой матери. А ты?

Опрос соседей занял остаток дня. Лев Иванович по-братски разделил бремя на двоих: Стас начал с первого этажа и «шел» вверх, а Гуров, наоборот, решил двигаться сверху вниз. Тем более что на самых верхних этажах жили люди, заинтересовавшие органы внутренних дел.

Елена Андреевна не удивилась визиту Гурова. Сказала, что об обходе полицией квартир ее предупреждали другие жильцы. Проводила его на кухню, предложила стакан воды.

О том, что ей пришлось пережить, Гуров уже знал от Стаса. Но именно Крячко не успел задать ей один из главных вопросов.

– Слышала ли я что-то прошлой ночью? – округлила глаза Елена Андреевна. – А что я могла услышать? Меня уже об этом спрашивали, ваш коллега как раз.

– Да, он что-то такое упоминал. Вы не торопитесь, подумайте, – попросил Гуров. – Во сколько вы легли спать?

– Рано, около десяти часов вечера. Приняла снотворное. После него я всегда сплю очень крепко.