Но уговорили они ее, уломали. Вышли из дома около полуночи, погрузились в «Ситроен» Поля и порулили. Полиции по случаю позднего часа на пути не попалось. И слава Богу, поскольку дух в салоне стоял тяжелый и вполне авантюристический. Правда, хватило соображения к забору, окружавшему дом, не подъезжать, чтобы не разбудить сторожа. Оставили машину в одном из переулков неподалеку и, кое-как выбравшись из нее, на цыпочках, поминутно останавливаясь и озираясь, двинулись к воротам. Все это их страшно веселило, они хихикали, зажимая рты, играли в «похитителей потерянного ковчега». Дураки здоровенные. Даже Энни, поначалу дувшаяся, развеселилась и не хуже парней кралась, хватаясь за несуществующий «кольт» у пояса.
Замка не было. Иен налег плечом, и половинка ворот отъехала с прямо-таки лошадиным ржанием. Они замерли, ожидая, что вот сейчас из вагончика выйдет сторож с дубиной и грозным голосом вопросит:
— Кто это тут шляется по ночам?
Но все было тихо, сторож не проснулся, а может, вовсе его не было в эту ночь, ушел по своим делам. И они двинулись дальше.
На воротах замка не было, а вот на дверях дома висел. И огромный. Поль в запале, но вполголоса предложил его отодрать захваченным с собой ломиком. Иен на удивление здраво рассудил, что даже если сторожа и нет, лишний шум им ни к чему, и нашел альтернативный выход — окно, рама которого была оборвана и болталась на одной петле. Друг друга подсадили, Энни втащили за руки и наконец оказались внутри.
Тихо было в доме, пусто, и от этой пустоты — жутковато. Какое-то время постояли, прислушиваясь. Энни опять заскулила, что ну его все, пошли отсюда, нечего тут делать, шеи посвернем, в полицию попадем. Но Иен засветил фонарь, задудел под нос «Йеллоу сабмарин» для храбрости и пошагал вперед.
Хотя и был дом пустым, эха от шагов не раздавалось, ступалось тихо, как по земле, — старые стены надежно поглощали звуки. Оборванными клочьями свисали обои. Уже забылось, когда отсюда выселили жильцов, но, судя по еле различимому рисунку на обоях, было это очень давно. Такие обои Иен видел еще в детстве — полосатые, с дамами в кринолинах и под зонтиками и суетящимися подле них поджарыми кавалерами в цилиндрах. Поверх дам и кавалеров кое-где виднелись надписи и похабные рисунки вполне современного толка — это уж, понятное дело, младое поколение развлекалось.
Двери почти везде были настежь, и, проблуждав какое-то время по лабиринту похожих друг на друга комнат, они вышли в прихожую. Отсюда наверх начиналась лестница.
Но Господи, что это была за лестница! Раньше, в лучшие времена, она наверняка была покрыта ковровой дорожкой. Дорожку удерживали медные блестящие прутья, продетые в медные же кольца. Перила, очевидно, были дубовые, резные, натертые воском и в благородной глубине своей отражавшие яркий свет люстр.
Теперь же перил не было вовсе, может быть, в худшие времена их разломали на дрова. Торчали кое-где уродливые черные пенечки. Тогда же ободрали и дубовые панели, коими была обшита стена вдоль лестницы. Ступени растрескались, некоторые провалились, и лестница зияла частыми дырами.
Энни ныла уже не переставая, пообвыкшись с тишиной. Иен похлопал успокаивающе ее по плечу, сказал:
— Крепись, старушка! — и, попросив Поля посветить со стороны, осторожно двинулся вверх.
Ступени визжали, скрипели и трещали каждая своим голосом, но держали, и вполне благополучно. Придерживаясь за сырую, скользкую от плесени стену, прикидывая, за что ухватиться в случае, если нога провалится, Иен добрался до второго этажа.
Сверху в луче фонаря было хорошо видно, как Поль отправил сначала Энни, а затем достал из кармана бутылку, приложился к ней и, нагрузившись кладоискательским имуществом, уже и сам бодро запрыгал вверх по ступеням.
Только собравшись подниматься выше, Иен понял, почему все-таки на третьем этаже никто не бывает. То, что осталось от лестницы, лестницей уже назвать было нельзя. Кое-где торчали из стен обломки опорных балок, короткие, прогнившие, и добраться по ним до верха не представлялось никакой возможности. Конечно, для тренированного скалолаза особых трудностей здесь не было, но ни у кого из троицы скалолазного опыта не имелось — к чему он современным горожанам?
Иен даже почувствовал какое-то облегчение оттого, что все, нет пути, приключение кончилось и надо теперь возвращаться в теплую уютную квартиру и ложиться спать. А что тут поделаешь — нельзя пробраться, закрыта дорога, против очевидного не попрешь. Так он уговаривал себя, бесцельно водя бело-желтым кругом света по обломкам лестницы. Энни ныла и требовала вернуться, Поль опять присосался к бутылке.
Он уговаривал себя и одновременно прикидывал. Так, отсюда на следующий огрызок, дальше уцепиться пальцами за щель между камнями, немного подтянуться, перебросить ногу, опять нащупать пальцами щель — хорошо, что штукатурка обвалилась во многих местах, видны посеревшие от времени каменные блоки. Да нет, можно добраться. А потом с помощью веревки затащить этих чудиков. Бред какой-то, зачем ему это нужно?