Сеющие смерть, или Кто заказывает террор

Сергей Кара-Мурза, Юрий Мухин Сеющие смерть или Кто заказывает террор

Сьюзен Бак-Морс Глобальная публичная сфера? [1]

Когда толпа перестает бояться, она становится устрашающей.

Бенедикт Спиноза

11 сентября резко и бесповоротно изменило контекст, в котором мы, интеллектуалы, говорим и пишем. Акты террора в этот день не были вторжением «другого» — варвара и носителя зла, но скорее произошли внутри общего и единовозрастного мира. Мы присутствуем при мутации нового, глобального политического организма, и если мы, интеллектуалы, обладаем какими-то возможностями как его мыслящий орган, то реализовать их мы будем в тех дискурсах, которые не отделяют академическую жизнь от жизни политической и которые видят свою цель в том, чтобы информировать не только национальное общественное мнение, но и давать материал для глобальных общественных дискуссий.

Думать и писать для глобальной публичной сферы — дело нелегкое. Но у меня нет иного политического выбора, я обязана попытаться, так как утверждать разнообразное, полицентричное человеческое общество и есть моя работа, наша работа на протяжении нескольких десятилетий в различных университетах, которые теперь уже решительно — и это весьма обнадеживает— становятся глобальными сообществами ученых. В более широком смысле слова глобальная публичная сфера, однако, еще никак не может быть названа «сообществом» и даже не является хоть сколько-нибудь картографически описанной территорией. Следовательно, обращаться к ней — жест чисто перформативный. Он только еще должен вызвать к жизни то, что он предполагает.

Само понятие «глобальный» сейчас широко используется во всем мире, с его помощью описываются и порождаются дискурсы социальных изменений. Многие, в том числе и я, ставили под вопрос эту новизну, указывая на пятивековую европейскую экспансию, породившую мировую экономику и мировое политическое господство. Но территория глобальности, которая возникла из события 11 сентября и его последствий, — совсем иного порядка, и это вполне доказуемо.

Исторический слом — процесс неровный, рваный. Никакого ясного и определенного разрыва с прошлым не произошло, так никогда и не бывает. Конец «холодной войны», реструктуризация транснационального капитала, революция в электронных медиа — вот опознавательные знаки перехода, которые мы наблюдаем уже десятки лет. Это развитие мы обозначали на карте как постмодернистское, постколониальное, постсоциалистическое, постмарксистское. Но 11 сентября стало понятно, что, опираясь на эти термины, наше «глобальное сообщество» достигло не слишком многого. Гегемония таких понятий, как западный капитализм, Просвещение, современность и национальный суверенитет, осталась непоколебленной. Радикальная критика, не отрицая их самих, затрагивала лишь их евроцен-тризм. Теперь же выяснилось, что у нас нет слов для событий, запечатленных на видеопленке как образ разрушительной ярости. 11 сентября прояснило и то, что исчезла не только видимость неуязвимости территории США, но самих США и западной гегемонии как таковой. Началась новая, глобальная борьба за гегемонию. Но нам не стоит довольствоваться простым описанием этого процесса, словно единственные по-настоящему действующие в нем лица — это военные, террористы и антитеррористические силы. Они применяют силу, и это говорит о том, что у них нет ни гегемонии, ни гарантий ее достижения. В конце концов, ведущая, обладающая гегемонией сила будет определена глобальной общественностью, той общественностью, которая только еще формируется, для которой прежние экономические и политические описания мира — в том числе и критические— уже не пригодны как инструменты его интерпретации.

Постановка акта насилия как глобального зрелища отделяет 11 сентября от предыдущих террористических актов. Диалектика силы, присущая силе уязвимость, сама по себе уже стала посланием. Это проводит резкую разграничительную черту между 11 сентября и радикальными движениями, которые добиваются определенных социальных и политических целей.

Движение сапатистов в штате Чиапас, где применялось насилие, но в незначительной степени, использовало глобальные каналы с тем, чтобы обеспечить себе широкую поддержку общественности как внутри Мексики, так и за ее пределами для оказания давления на государство в конкретном политическом вопросе. Это было и продолжает оставаться радикальной, космополитической формой выражения, которая переводит культурный опыт индейцев майя в доминирующие критические дискурсы, что является предварительным условием для того, чтобы их требования были поняты. Их цель должна быть доведена до всеобщего сведения в общепринятых кодах оппозиционной борьбы. От ее имени поэт команданте Маркое протестует в общепонятных словах против угнетения, а солидарность с этой локальной борьбой представляется в глобальных масштабах.