Сейчас и навечно

Эбботы хранили молчание, и мне казалось, что с помощью одного лишь взгляда они обменялись тысячей мыслей.

– Этот диван раскладывается? – спросил Джеральд через мгновение, кивнув на диван.

В моей груди расцвела надежда.

– Есть только один способ выяснить.

Диван действительно раскладывался, и Джеральд спустился к машине, чтобы съездить за вещами для Оливии и Элис и остаться здесь до среды.

– Думаешь, Сойер не будет против? – поинтересовалась Элис. – Мы захватили его территорию…

– Он не будет возражать, – ответила я. – Потому что Оливия дома.

Элис посмотрела мне прямо в глаза.

– Думаю, вы должны знать, что наше пребывание здесь не означает, что мы откажемся от нашего ходатайства.

– Знаю, но я рада, что вы здесь.

От удивления она широко раскрыла глаза и слегка улыбнулась.

– Правда? А то я начала чувствовать себя злой ведьмой из сказки.

За обликом элегантной, ухоженной внешности я заметила боль. Она до сих пор оплакивала потерю своего ребенка.

– Мне очень жаль Молли, – сказала я.

От звука имени она расплакалась. Имя ребенка, которое она произносила миллионы раз в своей жизни, теперь покоилось в ее душе. И вызвало воспоминания, известные ей одной.

– Что мы делали не так? – прошептала она скорее себе, чем мне. – Мы давали ей все. Лучшая школа, возможности, и мы любили ее. Господи, как мы любили ее.

Вдруг я вспомнила Макса, облокотившегося на белый столб со скрещенными руками и улыбающегося мне, и сделала вдох.

– Когда мне было шестнадцать, я подала заявление на получение стипендии в академию танцев в Нью-Йорке. Родители не были согласны с моим выбором на все сто процентов, но стипендия имела для них значение. Они гордились мной по-своему. Учителя и друзья были уверены, что я ее получу. Но я была в ужасе. Я чувствовала, что была близка к тому, чтобы добиться желаемого.

Я потеребила дырку на рукаве свитера.

– В ночь перед прослушиванием я пошла на вечеринку. Какой-то парень предложил испытать кайф, и я согласилась, зная, что это не позволит мне уснуть всю ночь и выбьет из колеи на прослушивании утром. Я приняла таблетку, потому что эйфория была прямо здесь и сейчас, и ничего не нужно было делать. Просто принять таблетку. Страх тут же ушел. Я перестала беспокоиться… обо всем. Желание кем-то быть, что-то делать, танцевать… я заменила наркотиком. Конечно, я завалила прослушивание, и, как только меня отпустило, боль от неудачи нахлынула с двойной силой. Поэтому я сделала единственное, что смогла придумать, чтобы заглушить боль. – Я пожала плечами. – Приняла еще.

Я подняла голову и заметила, что Элис смотрит на меня глазами матери, наполненными тревогой и беспокойством, и мне захотелось, чтобы у нее была возможность так же поговорить с собственной дочерью.

– Я не могу говорить за Молли, но, возможно, она тоже за чем-то гналась. Что никак не могла поймать, и просто заполняла эту пустоту тем, чем могла.

– Мы могли дать ей больше, – сказала она. – Мы должны были стараться лучше, чтобы разыскать ее.

– Зависимые, порой, не хотят, чтобы их находили, – ответила я. – Это и без того ужасно.

Элис взглянула на меня и вытерла слезы.

– Дарлин, я бы хотела обнять тебя прямо сейчас. Можно?

Внезапное тепло разлилось в каждой частичке меня. И я кивнула, прошептав:

– Да, конечно.

Она заключила меня в теплые объятия, окружая облаком дорогого парфюма, и я крепко обняла ее в ответ.

Мы долго стояли и обнимались, затем она отстранилась, застенчиво улыбнувшись.

– Ну, я вдруг очень проголодалась. Может, поужинаем?

Я усмехнулась.

– Как насчет запеканки с тунцом?

Глава 27. Сойер

Я напечатал последнее предложение во втором из двух тестов. Мне было поручено изучить, проанализировать и обосновать решение по делу, как если бы я являлся практикующим адвокатом. Ранее в этот же день я написал три эссе, в каждом из которых требовалось продемонстрировать знание закона и привести примеры из судебной практики. За день до этого я написал еще три. В понедельник в течение шести часов я отвечал на двести вопросов общего экзамена по адвокатуре. Мой мозг был поджарен, но я закончил.

Я перечитал окончательный вариант, мои глаза горели от напряжения. Я внес несколько изменений, а затем дрожащим пальцем нажал кнопку «Сохранить».

«Готово. Назад дороги нет».

На специализированном компьютере для тестирований загорелась красная лампочка. В другой комнате компьютер инспектора-испытателя засветился таким же цветом, и через несколько мгновений к моему месту подошел парень.

– Закончили?

– Это самое подходящее слово, – ответил я.

– Да, кажется, все готово. – Он в последний раз все осмотрел на предмет шпаргалок, особенно цифровых, но все мои вещи были заперты в другой комнате в шкафчике, включая мой сотовый, бумажник и даже часы.