Сейчас и навечно

– Что… что ты такое говоришь? Конечно же ты ее отец.

Сойер отвернулся, сокрушенно покачивая головой.

– Нет. Я сделал тест на отцовство, когда Молли бросила ее. Я ей не отец, но это неважно. Спустя несколько дней, как она появилась в моей жизни, я решил, что она моя. Мы с Джексоном собирались отдать ее службе опеки. Он пытался убедить меня, что так будет лучше, что я ненормальный, если хочу воспитывать ребенка в одиночку. Но я не смог. Молли сказала мне, что она моя дочь, и по-другому я уже не мог о ней думать. Я и сейчас так думаю. Душой и сердцем я считаю ее своей, и я люблю ее.

Он прикусил губу, пытаясь вернуть контроль над эмоциями.

– Какая разница, что говорит долбаный тест. Лишь чувства имеют значение. – Он тряхнул головой, и горькая усмешка сорвалась с его губ. – Но, оказывается, это не имеет никакого значения. Суд назначит еще один тест на отцовство. Эбботы потребуют его, и тогда все вскроется. Я потеряю ее.

Я снова положила руки ему на плечи, качая головой.

– Нет. Они не могут этого сделать. Не спустя столько времени. Она называет тебя папой. – Я смахнула слезы. – Потому что ты и есть ее папа, и они увидят это. Они обязаны увидеть.

Повисла тишина. Я пыталась собрать чувства в кулак, пока плечи Сойера поднимались и опускались под моими ладонями.

– Тебе есть кому помогать? Адвокат?

– Джексон.

– Но он налог…

– Я больше никого не могу себе позволить. И я доверяю ему.

– Хорошо. Я поняла.

Я продолжила массировать плечи Сойера, размягчая окаменевшие от беспокойства мышцы. Все его тело буквально гудело от напряжения, и я чувствовала себя совершенно беспомощной, не зная, как еще помочь ему. Я лишь вонзилась пальцами в его твердые плечи, круговыми движениями двигаясь к лопаткам и возвращаясь обратно к ключицам.

На мгновение воцарилась тишина. Я понятия не имела, что делать или говорить. Могла только попытаться как-то облегчить его боль, потому что ничего другого мне не оставалось.

Сойер не шевелился, и я уже подумала, не заснул ли он, прижав подбородок к своей груди. Но его рука поднялась и схватила одну из моих. Он прижал мою ладонь к своим губам, и я затаила дыхание, когда ощутила поцелуй, вызвавший мурашки по коже, которые разлились на плечи и на грудь, словно пламя.

Сойер молча перевернул руку и оставил поцелуй на тыльной стороне, а потом щекой прижался к моей ладони, по-прежнему ничего не говоря. Сердце забилось с невероятной силой, когда он притянул меня, усадив боком к себе на колени.

Лицом к лицу – от такой близости захватывало дух. Я подняла руки и продолжила массаж, надавливая круговыми движениями по обе стороны его лица, уделяя внимание и его челюсти, области под глазами, растирала морщины на лбу. Затем провела ногтями по его голове, чуть выше ушей, снова и снова.

Мы не отрывали друг от друга взглядов, наше дыхание смешивалось, пока одна его рука не оказалась на моем бедре. Другая скользнула вверх, чтобы погладить меня по щеке, и это слабое прикосновение я ощутила всем телом. Меня пугала сила собственного желания.

– Это помогло? – спросила я. – Я хочу помочь.

Он кивнул.

– Ты лучшее, что есть в моей жизни, Дарлин, – прохрипел он. – Единственная хорошая вещь.

А потом он поцеловал меня. Словно тонущий, отчаянно нуждающийся в дыхании, он целовал меня жестко и с отчаянием, нахмурив брови, будто ему было больно. Одной рукой он сжимал мои волосы в кулаке – нежно, но настойчиво, прижимая меня ближе, сильнее, словно я ничего не весила. Мой рот приоткрылся для него, и только поцелуй Сойера держал меня, не позволяя оторваться от земли.

Стон сорвался с моих губ, и он впитал его до последней капли. Поцелуй становился глубже и отрезвил меня, заставляя ощущать каждое прикосновение, каждую секунду. Его язык проник в мой рот, и я издала еще один слабый стон. Мои руки обвились вокруг его шеи, пальцы скользнули в его волосы, впиваясь в кожу головы ногтями.

Дыхание Сойера совсем сбилось, пока он сильнее целовал меня. Обеими руками держал за волосы, наклоняя голову так, чтобы углубить поцелуй. У меня закружилась голова, когда он прикусил мою нижнюю губу, а стул внезапно показался слишком маленьким, чтобы вместить нас двоих.

Но Сойер оторвался от меня, шокировав своей внезапностью. Он осторожно, но быстро снял меня со своих колен и прошел на кухню, где встал ко мне спиной, склонив голову и уперев руки в тумбу.

– Прости, – сказал он. – Черт, прости, Дарлин, мне не стоило этого делать. Все так усложнилось сейчас, и поцелуй показался мне шагом наружу из кошмарного сна.

Я быстро кивнула, вспомнив о причине, которая привела меня к нему сегодня вечером.

– Ты тоже прости меня. Я не хотела…

– Мы не можем делать это. Я не могу. Не могу поступить так с тобой. – Он повернулся ко мне лицом, провел рукой по своим волосам. – Господи, Дарлин, сейчас? Почему сейчас? Почему это происходит с нами? Вся моя жизнь вот-вот пойдет под откос. Мне нечего дать тебе. Нечего.

– Это неправда.

– Правда, – устало ответил он. – Ты заслуживаешь того, кто не балансирует на краю пропасти каждую секунду своей жизни. Я был так близок, а теперь это слушание…